Иван Грозный: "мучитель" или мученик? - Наталья Пронина Страница 77

Так, убеждая Батория прекратить осаду Пскова, легат Святейшего престола кротко, но настойчиво внушал ему, что занятие это… бесперспективное. Что нынешняя война зашла в тупик и лишь отнимает силы, кои разумнее было бы употребить для свершения более необходимого и благого — борьбы с неверными. Для той священной борьбы, к которой согласен теперь присоединиться даже московский князь, чью протянутую руку не стоит отталкивать. Напротив, с ним лучше заключить мир, и тогда сам король Стефан мог бы возглавить их объединенное христианское воинство в победоносном походе против турок Тогда была бы окончательно подготовлена почва и для объединения церквей, что уже на века покроет имя короля немеркнущей славой… [551]

Одновременно в письме к царю Ивану (9 октября 1581 г.) Поссевино с легкостью, не жалея черных красок, утверждал прямо противоположное. А именно то, что ради заключения мира прежде всего Грозному следует первому пойти на уступки и сдать Баторию Псков. Причем сделать это возможно скорее, так как положение крепости безнадежное и со дня на день ожидается ее падение. Цинично и расчетливо, ни словом не обмолвившись о катастрофической обстановке в польском лагере, легат, дабы еще пуще запугать царя и вынудить его сдаться, продолжал: «В городе очень многие погибают от обстрелов королевских пушек, от болезней и душевной скорби, подобно тому, как и в (окрестных) деревнях многие испытали на себе меч враг… Храмы разрушены или обращены в конюшни… трупы взрослых и детей валяются повсюду, и на дорогах их топчут копыта коней. Происходит много убийств и грабежей мирных сельских жителей, на них охотятся с большим азартом в лесах, забыв об охоте на диких зверей. На обширных пространствах видны следы пожаров и невероятного опустошения». [552]

Но невзирая на все эти ухищрения, дело продвигалось медленно. Вопреки ожиданиям Поссевино, король отнюдь не сразу согласился с его заманчивыми планами, убежденный, что мирные переговоры только дадут «Московиту» передышку и возможность стянуть новые силы в западные области. [553]Еще пуще Стефана был недоволен навязчивым иезуитом командующий польскими войсками коронный гетман и канцлер Замойский. С нескрываемой злостью канцлер говорил, что «такого сварливого человека и не видывал; он (Поссевино) хотел бы знать все королевские планы относительно заключения мира с московским царем, он втирался в королевский совет, когда обсуждалась наша инструкция послам. Он готов присягнуть, что великий князь к нему расположен и в угоду ему примет латинскую веру, а я уверен, что эти переговоры кончатся тем, что князь ударит его костылем и прогонит». [554]

Судя по этим в сердцах высказанным словам, гетман хорошо понял стратегический замысел Грозного и не питал совершенно никаких иллюзий относительно возможности союза Москвы с Римом. Но переговоры все же начались. И пойти на них вынудили поляков отнюдь не убеждения «ватиканского миротворца». Пойти на мирные переговоры с Россией заставили врага мужественные защитники Пскова, так и не сдавшие свой город.

Разумеется, в Ям-Запольский, где была назначена встреча послов, папский нунций приехал вместе с польской делегацией. Переговоры же начались в 15 верстах от города — в маленькой деревушке Киверова Горка [555]13 декабря 1581 г. Стараясь и там подчеркнуть особое значение своего присутствия как посланника Святого престола, Поссевино сам взялся вести заседания, сам писал их протоколы, сам же снимал копии с каждого принимаемого документа. При этом он успевал обмениваться письмами с царем, королем и отправлять подробные отчеты в Ватикан. Но даже его, прожженного иезуита, не миновал досадный срыв во время этих напряженных заседаний, продолжавшихся почти месяц. Исторические источники свидетельствуют, что в ходе одного из споров Поссевино не выдержал своей роли беспристрастного посредника… Позабыв дипломатическую сдержанность, он «вырвал из рук (русского) посла черную запись (черновик), бросил оную к двери, а самого посла, схватив за ворот за шубу, все на оной пуговицы оборвал, закричал: „Подите от меня вон из избы. Мне с вами говаривати нечего“». [556]

Впрочем, даже без этого всплеска эмоций русские послы отлично знали, что Поссевино «не прямит» России, о чем и докладывали своему государю. «А нам, — писали они в грамоте от 1 января 1582 г., - видетца, что Онтоней во всех делах с литовскими послы стоит за одно и в приговорах во всяких говорит в королеву сторону». [557]Чего же добивались поляки и на чем упорно настаивали русские во время столь бурных дебатов, доходивших иногда чуть ли не до рукопашной?

Как было решено на совещании, состоявшемся 22 октября 1581 г. в Александровской слободе, где присутствовал сам Грозный, его наследник Иван Иванович и члены боярской Думы, Россия соглашалась уступить Баторию свои ливонские владения в обмен на захваченные польско-литовскими войсками русские города. Причем строго подчеркивалось, что Москва отдает только те территории в Ливонии, которые захвачены поляками, но никак не шведами. Это важное политическое решение стало основой для инструкций, данных царем своим представителям на Ям-Запольском мирном конгрессе (как называют историки русско-польские переговоры середины зимы 1581/82 г. Оно свидетельствовало о том, что Грозный намерен был уступить Польше и заключить с ней мир исключительно с целью высвободить силы и сосредоточить их на борьбе со Швецией. Борьбы за возвращение России крепости-порта Нарвы, прочих территорий, захваченных шведами в Северной Эстонии. [558]Именно чтобы оставить за собой возможность и право на такую борьбу, царь уже в ходе переговоров неоднократно личными грамотами предостерегал послов, чтобы в перемирные документы ни в коем случае не были бы включены эти земли. Чтобы, «помиряся… с Литовским с Стефаном королем, стати на Свейского (шведского короля) и Свейского бы не замиривати». [559]По всей видимости, государь не мог не знать о начинавшихся разногласиях между Польшей и Швецией как раз из-за ливонских земель, и это придавало ему уверенности в успехе.