История любви в истории Франции. Том 8. Наполеон и Мария-Луиза - Ги Бретон Страница 76

Позавчера я выехал на рассвете и смог в последний раз взглянуть на твои окна. В последний раз, глядя на твою комнату, я мысленно попрощался с тобой, проливая горькие слезы…»

Принцесса прочитала это письмо с чувством большой досады. Спустя несколько дней после этого она отправила Тальма вежливый ответ. После прочтения ее письма у того появилось чувство, что он случайно упал в раскрытый люк во время третьего акта «Аталии»… Нахмурив брови, напустив на лицо отработанное выражение горя, он лег в кровать, испуская романтические стенания…

Едва проснувшись, он схватился за перо и, рыдая, написал Полине пространное послание, отрывок из которого я привожу ниже:

«Ах! Скажи мне, помнишь ли ты о тех моментах опьянения и исступления, в которые ты меня приводила?.. Помнишь ли ты о ласках, на которые лишь ты одна могла меня подвигнуть (которые только ты от меня получала), которые только ты вызывала и которые я тебе предоставлял, когда мое лицо орошалось твоими слезами?..»

Но этот образчик восторженной прозы прибыл в Экс в момент, когда принцесса Боргезе узнала, что под Москвой пал на поле боя ее дорогой Канувиль. И она бросила письмо Тальма в корзину для бумаг.

Не получив ответа на свое послание, трагик изложил на четырех листах крик боли и послал его из Парижа, куда к тому времени уже успел возвратиться.

«Вы еще не знаете, Полина, того сердца, которое всецело Вам предано. Вы еще не знаете, какие глубокие раны Вы ему нанесли, с каким чувством поклонения оно Вас боготворит и почитает, Полина. Полина, сердце мое разрывается. Здесь я встретил только людей, которые смогли тебя недавно видеть… Они рассказали мне о тебе, а я, вынужденный бороться со своим волнением и болью в присутствии их, должен следить за выражением своего лица и разговаривать с ними безразличным тоном, чтобы не показать им волнения и тревоги сердца, которое лишь ты одна можешь заставить биться с ужасающей частотой… Ах, Полина, мое отчаяние дошло до предела».

И на этот раз Полина ему не ответила. Тогда Тальма – любивший себя помучить – направился бродить вокруг замка Нейли, смакуя болезненные воспоминания, а затем написал Полине вот это последнее письмо:

«О, дорогой друг, каким волнением я охвачен. Все обстоятельства нашей связи разом всплыли в моей памяти; все члены мои задрожали, я стал звать тебя по имени, словно бы ты появилась передо мной, а из глаз полились слезы. О, друг мой, на какие муки ты меня обрекла?»

Но принцесса уже полностью позабыла о своем великом человеке. Она отшвырнула письмо, даже не удосужившись его вскрыть.

Она в то время готовилась переехать из Экса в Йер, где врач предписал провести зиму. Поэтому рыдания Тальма ей просто досаждали.

Она прибыла на берег Средиземного моря 3 декабря в сопровождении дорогого ей Дюшана, чья головокружительная напористость была для нее предметом постоянного восхищения.

Увы! В середине января 1813 года этот бравый вояка получил приказ прибыть в находившийся в Германии полк. Когда он уехал, Полина покинула Йер, где, как рассказывает Алэн Перро, «от рыбаков так сильно пахло, что она не посмела решиться на то, чтобы включить кого-нибудь их них в свою коллекцию любовников». Она переехала в Ниццу. Там местные жители были в чуть больших ладах с личной гигиеной, и принцесса не замедлила найти себе нового, полного сил любовника…

В конце июня спокойная жизнь Полины была вдруг нарушена тревожными известиями. Весной вся Европа ополчилась на Францию. В Германии объединились прусская, австрийская и русская армии, полные решимости покончить с «узурпатором». И тогда Полина забыла про любовников, забросила свои фривольные игры, балы и безделушки и стала думать только о брате. Зная, что ему нужны деньги, чтобы экипировать солдат, она поспешно продала самые прекрасные из своих украшений и собрала таким образом около трехсот миллионов франков (что-то около двухсот миллионов старых франков) и отдала их императору.

Очень тронутый этим подарком, поступившим к нему как раз после поражения под Лейпцигом, Наполеон ответил ей:

«Я принимаю подарок, который Вы только что мне сделали. Но добрая воля и богатство моих народов таковы, что я уверен в том, что смогу найти средства, чтобы восполнить огромные затраты, которых потребуют от меня кампании 1814 и 1815 годов… Если эта созданная против Франции европейская коалиция просуществует и дальше и мне не удастся добиться успеха, на который мне дают право надеяться смелость и патриотизм французов, тогда я найду употребление Вашему подарку и всем тем подаркам, которые мои поданные пожелают мне сделать».

В тот момент, когда зашатался императорский трон, только одна рука протянулась к императору. И это была нежная женская ручка…