Закулисье Февраля. Масоны, заговорщики, революционеры - Константин Писаренко Страница 76

Савич предлагает поручить организацию власти Президиуму Думы вместе с секретариатом, а из генералов избрать не Маниковского, а Поливанова, который хотя и старше, и менее энергичен, но зато более популярен.

2 ч[аса] 50 мин[ут].

Дзюбинский указывает на необходимость взять власть думскому синьорен-конвенту и об этом тотчас же объявить населению (громкие аплодисменты).

Коваленко указывает, что предложение Некрасова сводится к передаче власти в старые руки, а потому он с этим предложением не согласен.

Некрасов возражает: “Не забудьте, что аппарат власти еще в старых руках, а у нас ее еще нет, а потому необходимо найти какое-либо среднее решение”.

Чхеидзе также не согласен с предложением Некрасова и называет его “ложным” путем.

2 ч[аса] 57 мин[ут].

В зал входит Керенский и обращается к собранию с просьбой уполномочить его вместе с Чхеидзе ехать на автомобиле по всем восставшим войскам, чтобы объявить им поддержку и солидарность Государственной Думы. Предложение это поддерживает и Чхеидзе.

(Инцидент с Чиколини).

Чхеидзе настаивает на необходимости уничтожения старой власти и замене ее новой.

Шингарев: неизвестно, признает ли народ новую власть.

Волков доказывает, что власть по проекту Некрасова не может быть авторитетной в глазах народа, а поэтому необходимо передать ее Особому комитету.

Аджемов поддерживает Волкова.

3 ч[аса] 10 мин[ут].

Милюков: у нас здесь три предложения по вопросу о власти.

1) комитет из 10 лиц, но я не могу признать, что такой комитет мог бы диктаторствовать над всеми, в том числе и над нами;

2) некрасовское тоже признаю неудобным:

3) Чхеидзе и Дзюбинского – создание новой власти – невозможно, так как еще для этого не настал момент. Лично я не предлагаю ничего конкретного. Что же нам остается делать? Поехать, как предлагает Керенский, и успокоить войска, но вряд ли это их успокоит. Надо искать что-либо реальное.

Алмазов признает, что нельзя откладывать решение до выяснения соотношения сил.

Председатель Родзянко объясняет, что, говоря о соотношении сил, он не имел в виду отлагать решение до подсчета этих сил, а лишь [указал] на важность такого соотношения.

Дзюбинский находит, что у Думы какого-либо выхода, кроме создания новой власти, нет и быть не может, и предлагает удержать эту власть у Государственной Думы, объявив себя Учредительным собранием.

Кн[язь] Мансырев поддерживает это предложение.

Савич возражает: толпа дать власти нам не может, Дума для народа представляет последнее убежище, и если она сделает какой-либо незаконный шаг, то она не может быть законодательным учреждением, тогда она больше не Дума.

3 час[а] 30 мин[ут].

Коваленко предлагает передать власть совету старейшин.

Янушкевич заявляет о своей солидарности с революционным народом и войском и указывает на обязанность идти с народом, ибо иначе идти нельзя.

Кн[язь] Шаховской находит, что хотя Дума распущена, но синьорен-конвент имеется и он может набрать членов комитета, которым и можно передать власть.

Шульгин говорит, что следует помнить, что нельзя обещать того, что нельзя выполнить, “ведь согласитесь, что мы не можем быть солидарны во всем с восставшей частью населения. Представьте, что восставшие пожелают окончить войну. Мы на это согласиться не можем, мы можем принять одно из двух более подходящих предложений Некрасова или Коваленко”.

Родзянко просит торопиться с принятием решения, ибо промедление времени смерти подобно, и предлагает пробаллотировать внесенные четыре предложения:

1) передать власть совету старейшин;

2) образовать особый комитет;

3) объявить себя Учредительным собранием;

4) выбрать комиссию, которой передать организацию власти.

(Баллотировка поднятием рук.)

Большинством принимается предложение об образовании особого комитета, который должен быть избран синьор-конвентом немедленно, и постановление это должно быть доложено совещанию.

P.S. Когда позднее я спрашивал Некрасова, почему он рекомендовал ген[ерала] Маниковского, то Некрасов сказал, что Маниковский ему известен как наиболее решительный из генералов, но что он не поддерживал в дальнейших прениях эту кандидатуру потому, что побоялся, что при водворении порядка ген[ерал] Маниковский мог затопить Петроград кровью».

Февральская революция 1917 года. Сборник документов и материалов. М., 1996. С. 146—148 (впервые опубликован с небольшими стилистическими отличиями от оригинала и без постскриптума в газете «Воля России» 15 марта 1921 года).

Из воспоминаний Аристарха Ивановича Рыслева, депутата Думы, члена фракции трудовиков

«После прихода к Таврическому дворцу восставших войск члены Государственной Думы собрались в Полуциркульном зале на совещание. Заметна была растерянность, неподготовленность, и в то же время чувствовалась необходимость срочных мер. На совещании первым выступил Некрасов. Он предложил немедленно же поставить во главе движения одного из приемлемых генералов и назвал фамилию генерала Маниковского, бывшего начальника артиллерийского управления, а ныне помощника военного министра. Предлагал образовать при этом комитет из членов Государственной Думы и, таким образом, создать руководящий орган.

Это предложение другими членами Думы было отвергнуто, так как, по их мнению, Маниковский мог бы превратиться в диктатора, прикрывшись в то же время авторитетом Государственной Думы. Прогрессист Сидоров предложил Думе спросить с.-д. и трудовиков и их мнение положить в основу. Октябрист Коваленко находил также необходимым немедленно вмешаться и стать во главе движения. Националист Шульгин говорил, что на вопрос солдат: “С ними ли мы? ” – надо ответить прямо и честно, но при этом определенно тоже сказать, что, если они за войну, то мы с ними, если они против войны, то мы не с ними.

Милюков, бледный и волнующийся, обратился к членам Думы с большой речью, суть которой заключалась в том, что еще неизвестно соотношение сил, неизвестно еще, насколько глубоко это движение, какой отклик найдет оно в стране и на фронте, а потому принимать сейчас какие-либо определенные решения и становиться во главе преждевременно, необходимо выждать. Милюкову дал надлежащий ответ трудовик Дзюбинский. Он назвал такое поведение политического деятеля позорным и недопустимым, говорил, что медлить нельзя ни одной секунды, необходимо немедленно стать во главе, предотвратить возможность анархии и успокоить население и войска.

Трудовик Янушкевич, вбежавший в зал с улицы, обратился к членам Думы: необходимы немедленные решения, не время споров и теоретических рассуждений, солдаты охраняют вас и ждут. Солдаты вошли уже в Таврический дворец, вошли в Круглый зал. Если вы будете медлить, они придут сюда. Некоторые члены Думы хотели узнать мнение Чхеидзе и Керенского, но они были на дворе с солдатами.