Гудериан - Кеннет Максей Страница 75

Это была, как он писал в «Воспоминаниях солдата», «последняя битва, которую мне суждено было выиграть». Наступление, предпринятое Венком 16 февраля, вначале развивалось успешно, но 17 февраля Венк получил в автомобильной аварии серьезную травму, и наступление выдохлось. Преемник Венка, генерал-лейтенант Ганс Кребс не обладал необходимыми качествами. Ему не хватало опыта пребывания на высоких командных должностях и мужества в отстаивании перед высшим начальством собственной точки зрения, т. е. он принадлежал именно к такому кругу послушных исполнителей, каких предпочитал держать при себе Гитлер. Для Бургдорфа, таким образом, Кребс был естественным выбором. Потеря Венка явилась для Гудериана тяжелым ударом, хотя, по большому счету, она уже не могла оказать решающего влияния. Такие редкие удачи, как прикомандирование Венка к Гиммлеру, которые он мог записать на свой счет, были эфемерными. Ему всегда приходилось вести борьбу против принятия мер, которые будут иметь отрицательные последствия, вместо того, чтобы самому инициировать конструктивные меры. Однако зрелище, когда начальник генерального штаба сухопутных сил, наконец, противопоставляет ярости фюрера еще большую ярость, неизбежно поднимает вопрос, что произошло бы в 1938 или позднее, в 1940 г., если бы Бек или Гальдер вели себя подобным образом? Или каков был бы результат, если бы Гудериан с настроением 1945 года стал начальником генерального штаба сухопутных сил в 1938 году, что вполне могло произойти, если верить непроверенным слухам? Или если бы Белов и Штауффенберг добились успеха в 1941 г.? По меньшей мере, этот случай продемонстрировал, хотя и в последнюю минуту, что Гитлеру можно было противостоять. И если так, то почему бы не предположить, что Гитлер мог быть устранен то ли до войны, то ли после ее начала, возьмись за это дело люди решительные и авторитетные, сильные личности. Слишком очевидно, что щепетильные прусские офицеры не могли тягаться с беспринципным нацистским хладнокровием – устоявшаяся система безжалостной муштры пала жертвой анархичного, современного гангстеризма.

Действуя в соответствии со своими выводами о том, что война проиграна, Гудериан в сотрудничестве со Шпеером предпринял попытку свести до минимума для населения Германии отрицательные последствия боевых действий на территории рейха. С целью быстрейшего заключения мира он также начал искать союзников среди высших сановников. Усилия Шпеера по саботажу программы уничтожения промышленности, разработанной по приказу Гитлера, принесли определенные плоды, однако сведенные почти на нет противником, который бомбил, обстреливал и жег все подряд, без разбора. Попытка Гудериана помешать взрыву мостов и коммуникаций также была обречена на провал. Потерпели крах и его усилия на дипломатическом поприще, весьма красноречиво характеризующие правительственные круги и его собственное отношение к власть предержащим, резко критическое и даже враждебное.

25 января Гудериан имел приватную встречу с министром иностранных дел, Иоахимом фон Риббентропом, которому подробно описал безнадежную военную ситуацию и предложил вместе пойти к Гитлеру и потребовать начать переговоры о заключении перемирия. Риббентроп не осмеливался предстать перед фюрером с подобной просьбой. Более того, попросив Гудериана не сообщать об их разговоре Гитлеру, сам тут же написал фюреру меморандум о произошедшем. Гудериан прокомментировал это так: «Тем лучше». Еще один скандал в числе многих. С отчаянным безрассудством, изо дня в день при любой возможности он резко критиковал Гитлера и его систему, а также вступался за армейских офицеров, несправедливо пониженных в чине за какую-нибудь мелкую оплошность. Это была откровенная критика рейха, построенного Гитлером; личная судьба Гудериана больше не волновала. Лояльность по отношению к сражавшимся солдатам и офицерам – вот что теперь было для него на первом плане.

Сцену театра военных действий окутала фантасмагория кошмара. В феврале линия фронта приблизилась к Рейну, а в начале марта союзники кое-где уже вышли на правый его берег. На Востоке русские захватили половину Пруссии и создали угрозу Берлину, в немалой степени благодаря некомпетентным действиям Гиммлера. Дейпенгоф уже давно находился на оккупированной территории, и лишившаяся крова Гретель теперь жила у мужа в Цоссене, где располагался штаб ОКХ. Здесь она разделила с ним последние удары судьбы – отстранение от должности начальника генштаба сухопутных сил и мощнейший бомбовый налет союзной авиации, состоявшийся 15 марта. Во время этого налета был ранен Кребс.

16 февраля Гиммлер, предвидя дальнейшее ухудшение положения на фронте, обороняемого его группой армий «Висла», и угнетенный пониманием, что совершенно не годится на роль военачальника – кстати, это опровергало тезис Гитлера о том, что каждый может манипулировать армиями, – слег в постель, сославшись на грипп. Его начальник штаба обратился к Гудериану с просьбой: «Вы не можете освободить нас от нашего командира?» Тот ответил, что это дело СС. Тем не менее, Гудериан посетил Гиммлера в санатории, где тот лечился, и предложил ему отказаться от командования группой армий «Висла». Гиммлер был не готов к такому повороту дел, однако согласился с предложением Гудериана поговорить от его имени с Гитлером. Решив ковать железо, пока горячо, Гудериан явился к Гитлеру и предложил освободить сильно перегруженного разными должностями Гиммлера от должности командующего группой армий «Висла» и назначить на его место одного из лучших германских генералов, генерал-полковника Готтарда Хейнрици, командующего 1-й танковой армией, находившейся в Карпатах. Гитлер согласился с видимой неохотой. Он предпочел бы одного из своих подхалимов, однако Гудериан настал на своем, и 20 марта назначение Хейнрици состоялось.

Тем временем Риббентроп втайне последовал предложению Гудериана, сделанному ранее, и через своих эмиссаров начал прощупывать возможности заключения сепаратного перемирия с западными союзниками, через посредников уведомив об этом Гудериана, а тот. пытался найти подход к Гиммлеру. Участие последнего придало бы этим усилиям больший вес. Эту попытку Гудериан предпринял 21 марта, но безрезультатно, так как Гиммлер, как обычно, увильнул от разговора на опасную тему. Гудериан ошибался, полагая, что с этим человеком ничего нельзя было поделать. Гиммлер, подстегиваемый инициативой Гудериана, собирался затеять собственную игру и через несколько дней попытался установить контакты с Западом через шведских посредников. Уилер-Беннет называет усилия Гудериана по выводу Германии из войны «нерешительными» и пишет, что «…сам Гудериан не был готов сделать это предложение Гитлеру». В связи с этим возникает вопрос, почему Гудериан не пошел на этот шаг. Американцам после войны он сказал, что ему запретили, однако подобного ответа недостаточно. Истину, видимо, следует искать в недавней истории, и она не имеет ничего общего с моральным мужеством Гудериана, в котором ему нельзя отказать. В июле, до покушения на Гитлера, Рундштедт в момент ярости обратился к Кейтелю со словами, ставшими знаменитыми: «Заключайте мир, вы – идиоты!» – и его уволили. В марте 1945 года для любого армейского офицера оказаться замешанным в делах, не имеющих прямого отношения к войне, было равносильно самоубийству. Гудериан, которому Гитлер запретил подавать в отставку, продолжал служить, ему не удалось предпринять последнюю попытку покончить с этим сумашествием, потому что Гитлер, Кейтель, Йодль и Бургдорф решили от него избавиться. Нетрудно догадаться, они заподозрили, что в традициях прежних начальников генерального штаба он начал манипулировать правительством.