Арабо-израильские войны. 1956, 1967 - Шабтай Тевет Страница 75

Только один государственный деятель с самого начала не сомневался, что целью установления египтянами контроля над проливом является желание перекрыть Израилю выход в Красное море. В субботу 20 мая, через день после того, как египетские войска заняли позиции войск ООН в Тиранском проливе, генерал-майор Моше Даян заявил, что в ближайшие несколько дней Абд-эль-Насер объявит о закрытии пролива. «Не сможет он, оседлав пролив, смотреть, как по нему проплывают израильские корабли», — предсказал Даян.

Так и вышло. После полуночи 23 мая президент Египта приказал закрыть Тиранский пролив для израильских кораблей, о чем сообщил всему миру. В 04.15 командующий Южным командованием генерал Иешаягу Гавиш проинформировал генерала Таля: «Абд-эль-Насер объявил о закрытии пролива». Надежда на то, что страх перед мощью ЦАХАЛа предотвратит агрессию, оказалась иллюзорной.

Только война могла исправить положение.

19 мая доктор Рафаил Мокади получил извещение, что в любое время должен находиться по одному из двух телефонов — в лаборатории в Технологическом институте Хайфы или дома. Доктор Мокади служил в Израильской армии во время Войны за независимость 1948–1949 гг. и участвовал в операции «Кадеш» в 1956-м. Недавно его перевели в бронетанковые войска на должность командира разведроты в резервной бригаде «А».

Доктор Мокади являлся ведущим ученым в области почвоведения. Его исследования были тесно связаны с жизненно важной для Израиля проблемой: нехваткой воды и ее соленостью. Вместе с доктором Даном Заславски он проводил исследования по составлению математической модели выщелачивания различных почв.

С 17 мая оба ученых удивлялись, почему их до сих пор не призвали, и упорно названивали в штаб бригады «А», где получали неизменный ответ: «Мобилизация личного состава бригады «А» еще не объявлена». Доктора Мокади беспокоило стремление правительства искать дипломатическое решение вместо того, чтобы приступить к решительным действиям.

Тридцатидевятилетний доктор Мокади уже начал разыскивать студентов, приписанных к его части, но сменивших адреса. Он был убежден, что его части скоро предстоит участвовать в боевых действиях, и стремился сделать все возможное, чтобы, когда настанет время, мобилизация прошла в самые короткие сроки и без затруднений.

23 мая дежурный офицер из штаба бригады «А» позвонил в Технологический институт и сообщил доктору Мокади, что один из грузовиков бригады уже выехал в его район собирать людей. Вечером машина будет возле дома доктора. Мокади вернулся из института в 18.30. Он направился прямо на кухню, где в специальном шкафчике хранилось его снаряжение. Его танкистские ботинки стояли начищенными на нижней полке. Он купил их во время Синайской кампании 1956 г. и с тех пор всегда носил их, когда призывался на сборы. Также в шкафчике находились два черных берета. Несколько месяцев назад он получил повестку и, собираясь, не смог найти берета. Пришлось приобрести другой, но вернувшись, он обнаружил первый — потерявшийся в игрушках сына, которому исполнилось четыре с половиной года. На сей раз Мокади выбрал старый берет. Он упаковал спальный мешок и танкистскую куртку, взял также комплект запасной оливково-зеленой формы и китель со знаками различия на погонах.

Одетый в форму майора, доктор Мокади спустился с детьми вниз, чтобы проверить бомбоубежище. Оно превратилось в свалку старья для всех обитателей жилого блока и было забито старыми кроватями, матрасами, буфетами, ящиками, коробками и кипами пожелтевших газет. Доктор просил соседей освободить убежище, но они проигнорировали его просьбу. «Это совершенно ни к чему, — говорили они. — Ничего не случится». Доктор, однако, думал иначе. С помощью детей он привел бомбоубежище в порядок. Едва они закончили работу, пришли дедушка с бабушкой, чтобы взять полуторагодовалого Дана на прогулку. Они вернулись с мальчиком как раз перед тем, как Мокади взобрался в кузов армейского грузовика.

Грузовик не успел отъехать далеко, как доктор приказал водителю вернуться.

— В чем дело, Рафи? — спросил младший офицер. (Для всех в армии доктор Мокади был «Рафи».)

— Водителю потребуется целая вечность, чтобы найти все адреса, — отозвался тот. Майор Мокади взял у шофера список имен и адресов, затем вскочил в автомобиль и покатил по городу, собирая военнослужащих. Не прошло и двух часов, как около 22.30 все отмеченные в списке уже сидели в кузове грузовика.

Майор Мокади вернулся домой, чтобы отдать жене ключи от машины. Дети уже спали, и Шошана была в пижаме. Она уговаривала себя, что ничего не случится, что все волнения очередного ближневосточного кризиса скоро канут в лету. Она не пошла провожать мужа; все выглядело так, словно он вновь уезжал на обычные сборы.

Пока майор Мокади кружил по Хайфе, собирая людей из бригады «А», юрист Моше Хавив находился дома в Тель-Авиве с клиентами. В середине их беседы подал голос телефон. Звонил командир батальона мотопехоты резервной бригады «А», заместителем которого адвокат Хавив и являлся. Комбат сообщил, что за Хавивом уже выехал грузовик, но просил зама по возможности прибыть скорее, еще до получения официальной повестки. Адвокат отослал клиентов, обзвонил ротных командиров и сказал, что готов подвезти их в расположение части на своей машине.

Военное обмундирование майора Хавива хранилось в саду в сарае. Он пошел за вещами и обнаружил, что танкистские ботинки украдены. Скользя в замшевых туфлях на резиновой подошве, он попрощался с женой Гилой и двинулся в путь.

Хавив, которого все называли «Мош», демобилизовался из армии в 1952 г. Тогда ему было всего двадцать два; он успел уже дослужиться до майора, но ушел, несмотря на то, что в армии его, несомненно ожидало большое будущее. Что толкнуло его на это? Как объяснял сам Хавив: «Любой, у кого на одну звездочку больше, может указывать мне, что я должен делать, даже если он тупее бревна» ^[87]. Он был бунтарем, этот энергичный и очень приятный человек. Что естественно для независимо мыслящего индивидуума, он плохо переносил армейскую дисциплину, из-за чего несколько раз чуть не попал под трибунал.

Хавив служил в бронетанковых войсках и проходил курс «В», но танки не были стихией Моша, и он быстро оставил учебу. Ему не нравилось сидеть в танке. «Я чувствую, что задыхаюсь, — объяснил он однажды жене. — Евреи не созданы для танков, а танки — для евреев. Я просто чувствую, что мне нечем дышать. И к тому же я не могу выносить долгое сидение в одной позе, не имея возможности даже пальцем шевельнуть».

Его перевели в пехоту. «Пехота, это отлично, — сказал он Гиле. — В пехоте я чувствую себя более уверенно, я хотя бы могу видеть, что происходит. Я не заперт и имею возможность двигаться».

Ему не пришлось долго наслаждаться преимуществами службы в пехоте. Армия все активнее обзаводилась бронетехникой, и его направили в мотострелковый батальон. Теперь ему приходилось сидеть не в танке, а в кузове полугусеничной бронемашины.