Записки капитана флота - Василий Головнин Страница 75

Прибытие вновь назначенного губернатора и с ним Теске. – Объявление нам, что японцы хотят войти в переговоры с Россиею. – Поступки г-на Мура. – Странная болезнь г-на Хлебникова. – Прибытие к нам ученого и переводчика голландского языка для отобрания от нас разных сведений, до русского языка и до наук касающихся. – Ласки и снисхождение к нам японцев. – Внимание их к состоянию г-на Мура и Хлебникова: первого из них переводят к нам. – Показание о России привезенных на «Диане» японцев, и особенно одного, по имени Леонзаймо, или Городзия. – Прибытие «Дианы» к Кунаширу. – Отправление туда значащего японского чиновника и с ним одного матроса и Алексея. – Сношение и переписка с г-ном Рикордом. – Отбытие «Дианы», возвращение японского чиновника и наших людей. – Новости о России, ими привезенные. – Ласковые с нами поступки японцев. – Формальное объявление, что по прибытии «Дианы» нас освободят. – Перемещение наше в хорошо прибранный дом.

18 марта прибыл новый губернатор, и с ним между прочими чиновниками приехали друг наш Теске, ученый из японской академии по имени Адати-Саннай и переводчик голландского языка Баба-Сюдзоро. Теске показал нам и в сем случае свою дружбу: не успел сойти он на берег и кончить дела по службе, как тотчас, не заходя к своему отцу и семейству, прямо пришел к нам, принес гостинцев (он и прежде из столицы не забывал при своих письмах посылать к нам иногда конфеты и прочее) и утешил нас известием, что новый губернатор имеет повеление снестись с русскими кораблями, почему тотчас разошлются во все порты повеления не палить уже при появлении оных у японских берегов. Благодетеля нашего Аррао-Тадзимано-ками он выставил в глазах наших еще почтеннее и великодушнее, нежели как прежде мы об нем думали. Он сказал нам, что японское правительство отнюдь не хотело иметь с Россией никаких объяснений, считая по прежним происшествиям и по объявлению Леонзайма, что со стороны правительства нашего, кроме коварства, обмана и насилия, ожидать ничего нельзя другого.

Но Аррао-Тадзимано-ками, допрашивая Леонзайма вместе с нынешним губернатором, заставил его запутаться и признаться, что мнение свое, будто Россия желает вредить Японии и что Хвостов действовал по воле нашего правительства, он говорил наугад. Против других доводов членов японского правления он также сделал достаточные опровержения и доказал им, что они не должны судить о законах и обыкновениях других народов по своим собственным, а потом склонил их снестись по предметам существующих обстоятельств с пограничным российским начальством.

Но как правительство их хотело требовать, чтоб объяснение по сему делу русские корабли привезли в Нагасаки, то он и на это сделал опровержение, представив оному, что русские, получив такой отзыв японцев, конечно, сочтут оный за обман и коварство, ибо как им вообразить, чтоб японцы поступали искренно и честно, требуя, чтобы они шли столь далеко за таким делом, которое можно решить гораздо ближе и скорее в какой-нибудь гавани Курильских островов? Когда же правительство отозвалось ему, что без нарушения законов своих оно не может согласиться добровольно на приход русских кораблей в другой какой-либо порт, кроме Нагасаки, то Аррао-Тадзимано-ками дал им следующий достопамятный ответ: «Солнце, луна и звезды, творение рук Божиих, в течении своем непостоянны и подвержены переменам, а японцы хотят, чтобы их законы, составленные слабыми смертными, были вечны и непременны; такое желание есть желание смешное и безрассудное».

Таким образом он убедил правительство возложить на матсмайского губернатора переговоры с русскими, не требуя, чтобы оные шли в Нагасаки. Далее добродушный Теске нам сообщил, что Аррао-Тадзимано-ками отставлен от звания матсмайского губернатора, но дана ему другая должность, важнее губернаторской, хотя жалованье он будет получать и менее ^[57], ибо в Матсмае все несравненно дороже, нежели в столице, где ему должно жить. Определен же он главным начальником над казенными строениями по всему государству. Теске так долго у нас пробыл, что отец его принужден был два раза за ним посылать, однако он не расстался с нами, пока не уверился, что мы совершенно успокоились.

Дня через два или три по приезде губернатора пришел к нам Кумаджеро сказать по повелению первого по губернаторе начальника гинмиягу Сампея, чтобы учили русскому языку приехавших недавно из столицы ученого и голландского переводчика и сказывали им все то, о чем нас станут спрашивать. «Странно мне кажется, – сказал я Кумаджеро, – что губернатор по приезде своем сюда нас не видал и не объявил нам еще, какое решение в рассуждении нас сделало японское правительство, а хочет, чтоб мы учили присланных из столицы людей».

Потом я спросил через стену господина Мура, как он думает о сем предложении. Он мне отвечал, что пока губернатор не объявит решения об нашем деле, дотоле не будет он ни под каким видом учить японцев, а коль скоро такое объявление последует, тогда он рад будет день и ночь учить их. Я советовал ему до прибытия наших судов по нескольку часов каждый день с ними заниматься и заметил, что тогда мы будем в состоянии узнать подлинное намерение японцев в рассуждении нас и взять другие меры; но господин Мур отнюдь на мое мнение согласиться не хотел. Тогда я не постигал причины такой его твердости, полагая, что он все старое позабыл и сделался опять с нами единодушным, но после открылось другое.

Таким образом, Кумаджеро оставил нас, не получая никакого решительного ответа. А через несколько дней после сего повели меня и господина Мура в замок, где первые два по губернаторе начальника в присутствии других чиновников нам объявили, что им повелено писать к начальникам русских кораблей, если они придут к японским берегам, и требовать объяснения касательно поступков Хвостова от начальства какой-нибудь нашей губернии или области. Почему, сказали они, намерение их есть послать во все главные порты (в Кунашир, на Итуруп, на Сахалин, в Аткис и Хакодаде) северных владений письма, заключающие показанное требование, с русским переводом.

Перевод должны сделать мы вместе с Теске и Кумаджеро, а теперь они хотят нам показать и изъяснить письмо их, на японском языке писанное, и узнать наши мысли, прилично ли будет с их стороны послать оное в Россию. Тогда переводчики растолковали нам содержание сего письма. Я нашел, что оно было написано весьма основательно, и благодарил их за такое доброе намерение, которое может избавить как Россию, так и Японию от бесполезного кровопролития, и уверял, что правительство наше, конечно, доставит им удовлетворительный ответ.