Я, Легионер - Георги Лозев Страница 75

Собрав последние силы, я вернулся в укрытие, но появились головокружение и тошнота. Я не хотел показывать недомогание и вызывать внеочередную замену, но мое состояние не улучшалось.

Вдруг я вспомнил, что у меня были две бутылки минеральной воды, и я понял, что не выпил из-за постоянного трафика и глотка. Я схватил первую бутылку и вылил содержимое себе на голову. Через несколько секунд я почувствовал себя лучше. Из второй я начал медленно пить глоток за глотком и почувствовал, что вода восстанавливает мои жизненные силы. Дежурный сержант подошел и спросил, все ли в порядке. Я утвердительно кивнул. Я продолжил свое дежурство и минут через десять сдал смену Семеняку, который также смотрел нахмуренно на полуденное солнце. Остальные восемнадцать часов и две смены прошли без проблем.

Мое дежурство закончилось в шесть утра, и в моем распоряжении было всего полчаса, чтобы принять душ, побриться и позавтракать, так как в полседьмого сержант Кормье повел нас на первый кросс по территории Чада. Это был мой третий день на африканской земле, но часы слились в бесконечно длинный очень жаркий день. Утренние тридцать градусов теперь казались прохладой по сравнению с жарой на полуденном дежурстве.

Кормье бежал очень медленным темпом, и после того, как мы пробежали километра два, повернул к базе. Все подумали, что даже сержанту тяжело бегать такую в жару, и он действительно дал нам возможность привыкнуть к климату, так как большинство из нас были в первый раз на этом континенте. Когда мы подошли к воротам и решили, что идем домой после небольшого кросса, Кормье пробежал мимо ворот и ускорил темп. Мы собирались бежать вокруг базы, что составляло около четырех километров.

Ульянов — мой сосед по комнате, уже тяжело дышал. Никто не ожидал этого сюрприза, и парни начали отставать. Сержант бежал как робот. Его голова была чуть на боку, как будто он дремал, а тело двигалось с большой скоростью. Молодой русский побледнел, но настойчиво следовал темпу нашего вожака. Я также чувствовал, что мне не хватает воздуха, и начал отставать, когда вдруг Ульянов рухнул к моим ногам. Он отдавал всего себя, но, видимо, пил недостаточно воды и получил тепловой удар.

Вместе с сержантом Понсом и фельдшером Пешковым я проводил молодого легионера в лазарет, а остальные продолжали бежать с сержантом, который не собирался замедлять темп.

В лазарете Ульянову сделали вливания, и он довольно быстро пришел в себя, но военный врач запретил ему участвовать в «полумарафонах», по крайней мере, две недели. Врач не был легионером, и его возмутил суровый Кормье, который повел нас на этот изнурительный кросс на третий день нашего пребывания в Чаде.

У нас не было права возражать, мы легионеры и должны следовать за нашим командиром, который был из старой гвардии и тренировал нашу выносливость по-своему. Такие моменты, как этот, выковывали мой новый характер, и «вольный ездок» постепенно превращался в профессионального солдата, готового реагировать на любую ситуацию.

Через два дня мы снова были на посту, и на этот раз я стоял на одной из башен на западной стене части. Моя утренняя смена, как и в первый раз, прошла без заминки, но к обеду под башней собрались трое местных жителей, которые пытались заговорить со мной и объяснить на почти не понимаемом французском, что они хотят есть. Несколько раз я им кричал, чтобы они ушли, но они притворялись, что не понимают. Мне бы пришлось стрелять в воздух, и я зарядил оружие. Этот жест, в отличие от слов, они поняли быстро и побежали как антилопы. Они исчезли в считанные секунды в полупустынном пейзаже, и больше я их не видел. Позже подошла группа торговцев, которые предложили мне очки и часы. Мне удалось убедить их уйти, не угрожая автоматом, и все снова стихло.

Во время вечернего дежурства мне снова пришлось заряжать оружие. Я заметил тень под башнями, и когда я осветил силуэт прожектором, увидел женщину, которая, к великому моему удивлению, мочилась, стоя спиной к стене базы с поднятой юбкой. Мне оставалось дежурить несколько минут, и предстояла только еще одна смена через четыре часа, как вдруг я услышал, что сержант Понс произносит пароль, дававший ему право приблизиться к посту. Его сопровождали солдат и унтер-офицер Второго иностранного пехотного полка, прибывшие накануне в Нджамену, чтобы сменить нас через неделю, так как наш эскадрон должен был пройти через пустыню к Фалье. Понс коротко объяснил, что нас вызвали по тревоге, и наш полк будет первым, который вступит в бой в столице Конго Браззавиле. Я передал солдату из Второго иностранного пехотного полка пост и направился к взлетно-посадочной полосе, где мои товарищи уже грузили боеприпасы и боевую технику в два самолета TRANZAL. Парень из пехотного полка посмотрел на меня с уважением, потому что он знал, что я иду на войну, притом на передовую. После того как я сдал ему пост, он пожал мне руку и от всего сердца пожелал мне удачи: “Courage et bonne chance!”

Старший сержант Понс был спокоен и начал с улыбкой рассказывать о своей последней миссии в Кувейте. Четвертый эскадрон участвовал в операции «Буря в пустыне» и показал себя в очень хорошем свете. Понс, который тогда еще был сержантом, командовал стрелками управляемых ракет HOT, переносимых на бронированных автомобилях VAB. Он вспоминал об американских солдатах в лагере, для которых были установлены туалеты и телефонные будки со спутниковой связью, чтобы они могли говорить со своими близкими.

— А мы, легионеры, как обычно, ходили с боевой лопатой, которой выкапывали яму в песке, куда и справляли нужду, — этими словами сержант закончил рассказ о Кувейте и, так как мы приблизились к самолету, сменил тему. — Теперь положи FAMAS туда же, куда и твои товарищи, и засучи рукава, так как мы должны погрузить пятнадцать тонн оружия и боеприпасов. В Браззавиле ваши братья из парашютно-десантного полка ведут боевые действия, и им нужна помощь! En Avant!