История кабаков в Росиии в связи с историей русского народа - Иван Прыжов Страница 74

Не будем продолжать дискуссию, объясняя, что Прыжова нельзя считать невинным страдальцем. А разговор о его преступлении и наказании затеян только для того, чтобы ещё раз напомнить о том, что гений и злодейство несовместимы. Пушкин стрелялся, но никого не убил на дуэли; Достоевский, прошедший каторгу, в общем-то, ни за что, скажет потом себе и другим: «Смирись, гордый человек!» Прыжов не желал смиряться, он и умер в озлоблении; его творчество мельче в силу того, что сам он был мельче — не физически со своей близорукостью и заиканием, а душевно: озлобленный, он, как литературный Раскольников, в какую-то минуту решил доказать, что он «право имеет», и его убийство по рассуждению кончилось, как и для Раскольникова, судом, долгой каторгой, злобой на самого себя: всё-таки я тварь дрожащая…

Переиздавая «Историю кабаков» теперь, уже в начале 21-го века, мы обращаем внимание на роль русского государства, русских властей в производстве и продаже спиртных напитков. Знакомясь с материалами, собранными и изложенными Иваном Гавриловичем Прыжовым, думающий читатель приходит к тревожащей и даже пугающей мысли, что власть, то бездумно, а то и осознанно спаивала население страны, в руководители которой они выбились. Тамга и кабак были большим, подчас наибольшим, а то и единственным способом собрать деньги. Тамга развращает и приучает к безделью: наставим рогаток на каждом мосту, на каждом перевозе и на каждом повороте дороги, поставим калитки и шлагбаумы на каждом въезде и выезде и будем собирать подати с каждого прохожего и проезжего, входящего и выходящего, особенно с тех, кто что-нибудь везёт или несёт, просто останавливаем всех и говорит: платите! А вторая статья дохода — кабак, от которого получение дохода тоже до примитивности простое: чем больше водки наделаем и продадим, чем больше покупающих и пьющих, тем больше доход казне… Как выразился Достоевский в «Бесах», «Моря и океаны водки испиваются на помощь бюджету». А если кто из населения будет гнать свою сивуху, свой самогон, не покупая её из государева или государственного кабака, тому «сечь руки и ссылать в Сибирь», иначе нельзя, ведь иначе подрывается экономика великой нашей России! Время от времени заводился разговор или даже поднимался крик, что надо бороться за трезвость народа. В рамках этой борьбы даже указы какие-нибудь принимались: не наливать питухам больше одной чарки, или убрать скамейки из кабаков, чтобы питухи не засиживались: глотнул водки и пошёл! — или надо ограничить время продажи вино-водочных изделий, или продавать в одни руки только по одной бутылке… Но власти скоро спохватывались: казне убыток! И тогда издавался указ уже питухов не отгонять, а привечать, и дабы создать видимость каких-то мер кабак переименовывался в кружало, или в питейный дом, или в рюмочную, а для успокоения совести, своей и общественной, вспоминались снова слова, приписанные князю Владимиру, про то, что якобы пить на Руси — это то же самое, что быть.

Константин Васильев