Три Португальских похода Наполеона - Сергей Нечаев Страница 74

Недовольство соперничающих маршалов и генералов друг другом возрастало. Дело чуть было не доходило до дуэлей между ними, а дух сотрудничества и взаимопомощи отсутствовал напрочь.

Если бы Наполеон придал походам в Португалию чуть больше значения, если бы он хоть раз появился там лично и взял командование в свои руки, то все эти гордые и строптивые командиры мгновенно подчинились бы его воле, и результат был бы совершенно иным. Друг же ради друга или просто ради общего дела они не желали совершать подвиги. Перефразируя известную поговорку, можно сказать: свой маршальский жезл ближе к телу.

Помимо чисто субъективных факторов, координации между французскими маршалами и генералами не было еще и по объективным причинам. Все-таки Португалия находится очень далеко от Франции. Даже от соседней Испании она отделена труднопроходимыми горами, а доступ по морю был блокирован британским флотом. У находившихся в Португалии войск зачастую не было связи не только с Парижем, но и со штабами соседних корпусов и армий. Партизаны перехватывали гонцов, а новости приходилось узнавать из старых английских газет.

Одной из причин поражения французов в Португалии было и качество французских войск, действовавших там. Об армии Жюно вообще говорить не приходится: она целиком состояла из неопытных новобранцев, которые просто физически не были приспособлены для столь длительного и опасного похода. В армиях Сульта и Массены положение было иным, но и в них было много иностранных войск. Как говорил генерал Марбо, для победы в такой стране, как Португалия, «надо иметь сильное желание победить и рвение, которого никогда не добьешься от иностранных войск». (14, с. 484) Никакого особого врения иностранные легионы и батальоны в Португалии не показывали; скорее, наоборот — в них было много случаев дезертирства и даже переходов на сторону противника, где платили больше и исправнее.

Еще одним важным моментом, с которым французам впервые пришлось столкнуться именно в Португалии была так называемая «тактика выжженной земли», практиковавшаяся местным населением. Французы практически без единого выстрела проходили по огромным территориям, на которых не оставалось ни одного жителя, ни одной коровы, ни одного даже самого жалкого цыпленка. С самых первых дней первого похода французская армия начала испытывать недостаток продовольствия и фуража. Люди и лошади гибли от истощения, остро ощущалась нехватка боеприпасов и обмундирования. Типичная картина, характерная для всех трех походов в Португалию — измученная французская армия движется вперед по разоренной и пустынной стране, оставленной местным населением. Чем не генеральная репетиция пресловутой «скифской войны» за несколько лет до 1812 г.!

Никак не способствовали положительному решению вопроса Португалии и бесконечные мятежи, восстания, варварство и жестокость, которыми местное население встречало посланцев Наполеона.

В советской историографии всегда было очень модным представление о наполеоновском походе в Россию в 1812 г., как о величайшей странице в истории национально-освободительных войн, как о беспримерной Отечественной войне, в которой не только регулярная армия, но и весь народ России в едином порыве, отстаивая свою национальную независимость, не только победил Наполеона, но и положил начало освобождению всей Европы от наполеоновской тирании.

Все это, может быть, и так. Но не следует забывать о том, что все это имело место и в Португалии, причем задолго до 1812 г.

И если наша война для наших историков была Отечественной, то португальская война, следуя этой логике, была, по меньшей мере, Великой Отечественной, так как длилась она не шесть месяцев, а почти в семь раз дольше, и жертв она потребовала несравненно больше.

Конечно же, многочисленное португальское ополчение «орденанса», равно как и несчетное множество просто банд, состоявших как из крестьян (в Португалии разбой и контрабанда всегда были традиционным элементом сельской экономики), так и из беглых солдат различной национальности, явно не ставивших перед собой никаких других патриотических целей, кроме собственного обогащения, хотя и явилось усилением регулярной армии, но никак не превратилось в решающий фактор победы над французами.

Но ответим себе, а стало ли таковым фактором российское ополчение и партизанское движение в 1812 г.? И что бы с этой так называемой «дубиной народной войны», если бы не огромные российские просторы и суровые климатические условия. Безусловно, португальские ополченцы и партизаны, если их можно так называть, были в несравненно менее выгодных условиях.

Приходится констатировать, что чрезмерно преувеличивать значение народной войны, несмотря на весь ее драматизм, не стоит ни в Португалии, ни в других странах. Вряд ли все эти нападения на обозы, на раненых и отставших имели какое-то решающее военное значение. Десятки тысяч ополченцев легко рассеивались небольшими отрядами французской пехоты с парой-тройкой пушек. Крупнейшим специалистом по португальской «народной войне» был генерал Луазон.

Все эти бунты, восстания и хунты имели очень отдаленное отношение к «пробуждению народов» или к «национально-освободительному движению португальского народа». Все это, как правило, имело чисто бытовые и религиозные корни. Французские солдаты сожгли дом крестьянина, а он за это затаился и через два дня ударил ножом в спину французского офицера. Или наоборот — группа крестьян убила и ограбила французского офицера, а за это пришла рота солдат и, не найдя виновников, сожгла всю деревню.

Источников же взаимного недовольства было множество. Без всякого сомнения, проход чужеземной армии по территории любой страны чрезвычайно разорителен для населения этой страны. Несмотря на все попытки поддержания дисциплины, французские солдаты (не говоря уж о пруссаках, ирландцах, ганноверцах и т.п.) все равно не могли удержаться от того, чтобы не пополнить свои скромные жалованья и продовольственные рационы за счет жителей находящихся на их пути городов и деревень. Любой, даже самый скромный и деликатный ночлег вражеского батальона — это моральный и материальный ущерб для мирного населения, это источник недовольства и разного рода унижений. Да, французы были представителями культурной нации, но долгие годы суровой службы вдали от родного дома не только приучили их к насилию, но сделали их невосприимчивыми к проблемам гражданского населения, что нередко приобретало формы плохо скрываемой враждебности.

Кроме того, не следует забывать, что присутствие в экстремально католической Португалии французских войск — этих «проклятых якобинцев» с их неуважением к духовенству и традиционным святыням — оскорбляло религиозные чувства рядовых португальцев. И если национализма в современном понимании в Португалии не было, то чувство гордости местными (в огромной степени религиозными) институтами и историей имело самые гипертрофированные проявления. Французы волей или неволей регулярно попирали эти чувства, а это порождало враждебность, но не политическую, а бытовую и социальную. А эта враждебность усиленно подогревалась местными элитами и духовенством, подталкивавшими гражданское население к различным ее проявлениям.

Вопрос о португальских партизанах очень сложен. В большинстве случаев это не были отряды, специально организованные для действий в тылу французской армии. Для того чтобы побудить португальского крестьянина к активным действиям, мало одной преданности сбежавшему в Бразилию принцу-регенту и традиционному католицизму. В большинстве своем партизаны просто-напросто вольно паразитировали как за счет нападений на французские обозы (как же без этого!), так и за счет окружающих своих же мирных селян, что особенно явным стало после того, как французские войска покинули Португалию, а партизаны еще долго продолжали «бороться за независимость своей родины». Во всяком случае, известно, что после эвакуации французской армии Жюно в 1808 г. по всей территории Португалии от Тежу до Мондегу еще долго имели место серьезные беспорядки, направленные против представителей своих же имущих классов.