Мифы и легенды народов мира. Древняя Греция - Александр Немировский Страница 74

Уйдя с головой в божественные звуки, юноша не замечал ничего вокруг. Он выливал из себя все, что его переполняло, не заботясь о слушателях. А их с каждым мгновением прибывало все больше и больше. Царственно прошагал лев и лег, склонив огромную голову на скрещенные лапы. Рядом с ним замер пугливый олень, закинув ветвистые рога. Тут же рядом с рысью пристроился заяц. Но что это? Деревья привстали и, казалось, вот-вот шагнут навстречу певцу.

Музыканта звали Орфеем. Он не мог похвастаться знатностью своего рода. Другие герои гордились своими отцами – Зевсом или Аполлоном. Отцом Орфея считался затерявшийся во фракийских дебрях горный поток Загр, а матерью – муза Каллиопа (Прекрасноголосая). Не совершал он подвигов, подобных тем, которые прославили Персея или Геракла. Но деяния его беспримерны, так же как беспримерна его слава.

Орфей любил юную дриаду Эвридику, и сила этой любви не имела себе равных ^[182]. Однажды, гуляя с подружками нимфами по лугу, Эвридика нечаянно наступила на змею, которая ужалила ее в ногу. Вскрикнула Эвридика и упала на руки подбежавшим подругам. Лицо девушки побледнело. Ясный лоб покрылся испариной, закатились светлые очи.

На жалобный плач прибежал Орфей и увидел тело своей любимой. Ударил певец по струнам кифары, но не подняла она глаз, не потянулась к нему, как прежде. Долго оплакивал Орфей любимую. Песни его, ранее сдвигавшие камни, могли бы теперь их разжалобить. Но, кажется, боги подземного царства, взявшие душу Эвридики, не услышали этих песен, или их сердца были тверже камня.

Орфей в окружении воинов (роспись на сосуде)

Чтобы развеять горе, Орфей отправился в странствия. Он побывал в Египте и увидел его чудеса, поплыл вместе с аргонавтами в златообильную Колхиду. Но образ Эвридики всюду неотступно следовал за ним, исторгая слезы.

И отважился Орфей сойти в подземный мир, чтобы вернуть Эвридику и соединиться с нею. Ничего он не взял с собой, кроме кифары и нераспустившейся веточки вербы.

Через глубокую пещеру Тенара спустился Орфей к берегам священного Стикса, за которым простирался мир мертвых. Но где же перевозчик Харон со своей ладьей? Даже чуткий слух певца не уловил отдаленного плеска весла. Вдруг сзади что-то зашелестело. Оглянулся Орфей и увидел, что его окружают тени мертвых, ожидающие, как и он, переправы. А вот и Харон. Одна за другой вступали тени в ладью. Когда же Орфей сделал шаг, то натолкнулся на весло, поставленное поперек. Старый лодочник знал свое дело:

– Царство мертвых не для живых. Явишься, когда придет твое время!

Рванул Орфей струны кифары, и над царством вечного безмолвия зазвучала песня прекрасного верхнего мира. Опустил Харон весло и, опершись на него, прислушался к неведомым звукам. Не прекращая петь, вступил Орфей в ладью, и вот он уже на другом берегу. Навстречу песне мчались толпы теней, а за ними гнался ужасный подземный пес Кербер. Зияли пасти его трех голов, а на теле вместо шерсти топорщились сотни змей. Самая большая змея на хвосте исторгала яд. Услышав пение, Кербер замедлил свой бег и замер, как земная собака по знаку охотника. Опустились головки змей, и хвост змея мирно свернулся в клубок.

Закрыв нос ладонью, чтобы не чувствовать смрадного дыхания Кербера, Орфей прошел в то место, где терпели кару души преступников. Он миновал пруд, в котором по горло стоял Тантал, разгласивший тайны богов и наказанный неутолимой жаждой, увидел Сизифа, вкатывающего на гору свой огромный камень, и Иксиона на огненном колесе.

Вот и трон великих владык подземного мира Аида и Персефоны. Остановившись перед ними, запел Орфей лучшую из своих песен – песню о любви. И пока он пел, принесенная им веточка вербы распустилась. Из лопнувших почек показались зеленые листочки, напомнившие Персефоне луг под Энной, на котором она резвилась, не зная о предназначенной ей участи. Как упоителен запах свежей зелени, не ведающей смерти и тлена! Слезы навернулись на глаза владычицы. Заплакали и мстительные эринии, не знающие пощады к преступившим божеские законы. Перестал Тантал искать иссохшим ртом убегающую от него воду. Неутомимый Сизиф остановил свой камень и, присев на него, прислушался.

Замерла песня, и наступило глубокое молчание. И прозвучал в нем голос Аида:

– Что ты просишь, пришелец?

– Я пришел ради моей возлюбленной Эвридики, пребывающей в мире теней. Танат похитил ее у меня на самой заре любви. Тебе ли не знать, что все мы сюда придем. Вернется она под твою власть, и я вместе с нею. На время прошу ее у тебя. Дай испытать Эвридике радость любви.

– Пусть будет по-твоему, – молвил Аид. – Веди Эвридику в верхний мир. Она пойдет за тобой, а ты за Гермесом. Только помни: оглянешься – дар будет отнят.

Тут же привел Гермес тень Эвридики. Слегка хромала она, но казалась такой же прекрасной. Бросился к ней певец, но бог, провожатый душ, его остановил:

– Имей терпение.

И двинулись они в путь. Харон их взял в ладью, и вот уже Стикс позади. Вверх поднималась крутая тропинка. Гермес шел впереди. Орфей за ним. Уже забрезжил свет. Волнение охватило Орфея. Не отстала ли Эвридика с больной ногой? Не осталась ли в царстве мертвых? Замедлил движение герой. Прислушался. Но тени ходят беззвучно. До верхнего мира оставалось несколько шагов, но не выдержал Орфей и оглянулся. Он ничего не увидел, но уловил легкое дуновение. Аид отнял свой дар. И сам Орфей был тому виной.

Снова к Стиксу спустился Орфей, надеясь вновь умолить подземных богов. Но милость дается однажды. Не тронула песня слуха Харона. Лодочник словно оглох. Обливаясь слезами, забыв о пище, провел Орфей семь дней и ночей у безмолвной реки. И, ничего не добившись, вернулся на землю.

Мир людей опротивел Орфею. Он ушел в дикие Родопы и пел там лишь для птиц и зверей. Не раз цари предлагали юноше в жены своих дочерей, но, безутешный, он отвергал их всех.

Однажды Родопы наполнились неистовым шумом праздника Диониса. Менады бежали по горам, славя сына Семелы, гремели тимпаны в их ладонях, слышались пьяные выкрики и смех. Одна из менад увидела Орфея и воскликнула:

– Вот он, ненавистник женщин! ^[183]

Она бросила в певца острый тирс. Но обвивавший его плющ смягчил удар. Другая менада швырнула камень. Но он, очарованный пением, упал у ног Орфея с жалобным свистом. Тогда налетели на певца женщины, как стая коршунов. Они рвали и терзали его ногтями, вгрызались в его тело зубами. Упал Орфей, а они прыгали по его телу, исполняя пляску смерти.