Ночь длинных ножей. Борьба за власть партийных элит Третьего рейха. 1932-1934 - Макс Галло Страница 74

«Один из офицеров рейхсвера, чьи антинацистские взгляды мне хорошо известны, – пишет французский военный атташе, – говорил мне и многим моим коллегам: «В прошлом году в армии было, вероятно, шестьдесят процентов нацистов, несколько недель назад, я думаю, процентов двадцать пять, зато сейчас не менее девяноста пяти».

Простые солдаты, под влиянием пропаганды своих офицеров и приказов Бломберга, превосходят в своем рвении даже офицеров. В середине июля Гитлер, инспектируя маневры, проезжает мимо длинной колонны пехотинцев. Середина лета, фюрер едет в открытой машине; солдаты в своих тяжелых шлемах обливаются потом. Вдруг в их рядах раздаются радостные крики – солдаты узнали фюрера, и крики становятся все громче и сильнее. Молодые парни выражают свой восторг от встречи с Гитлером. Обсудив этот случай с офицерами рейхсвера, французский военный атташе отмечает: «Подобная спонтанная демонстрация чувств вовсе не характерна для германской армии; она поразила даже офицеров».

Итак, Гитлер сумел завоевать сердца людей – за ним идет молодежь, его действия одобряет армия, он держит под контролем партию, СС и СА. Вскоре, словно по заказу, начинается агония президента рейха, маршала Гинденбурга. События сменяют друг друга в быстрой последовательности, словно история вдруг решила ускорить свой ход, но в Берлине, Париже и Лондоне многие еще отказываются это понимать. Гинденбург при смерти, и завещание, составленное им под влиянием Папена, по которому в Германии должна была быть восстановлена монархия, становится пустым звуком еще до того, как Гинденбург испускает последний вздох.

1 августа в Канцелярии поспешно собирается Совет министров. Председательствует Гитлер. Он соглашается принять закон, который вступит в силу в момент смерти президента, согласно которому он соединит в своем лице функции президента страны и канцлера. Трепеща от мысли, что долгожданная победа уже так близка, Гитлер едет в Нейдек. Старый аристократ лежит на своей твердой, жесткой постели, постели прусского солдата. Оскар фон Гинденбург вводит канцлера в комнату умирающего.

– Отец, пришел канцлер, – произносит сын маршала.

Гинденбург открывает глаза, но не узнает Гитлера. «Возможно, – с иронией пишет Папен, – он подумал, что канцлера, явившегося проститься с ним, зовут Папен». Но эта унизительная ошибка совершенно не трогает Гитлера. Гинденбург при смерти, и ничто уже не сможет помешать ему стать следующим президентом рейха.

2 августа в девять часов утра артиллерийские залпы, прозвучавшие с регулярными промежутками, извещают немцев, что ветеран Садовы и Седана, прусский солдат, присутствовавший в Зеркальном зале Версаля при провозглашении Германской империи, маршал фон Гинденбург, президент рейха, скончался. Папен сразу же отправляется в Нейдек и несколько минут сидит у спартанской походной кровати, на которой «лежало тело маршала. Его руки были сложены на Библии, а лицо отмечено печатью мудрости, доброты и решительности, которые так меня восхищали».

Через несколько часов после сообщения о смерти Гинденбурга становится ясно, что нацисты хотят превратить его похороны в помпезный спектакль для масс, во время которого народ приобщится к духу нацизма и отречется от своей воли, поскольку передает президентскую власть в руки фюрера. Когда Папен приносит фюреру письмо Гинденбурга, которое, по сути, является его завещанием, Гитлер заявляет: «Наш президент, кончину которого мы все горько оплакиваем, адресовал это письмо лично мне. Позже я решу, стоит ли предавать его гласности, а если стоит, то когда». Папен просит Гитлера, чтобы письмо было опубликовано немедленно, но в конце концов снова вынужден подчиниться воле Гитлера. А что ему еще оставалось делать? Президент Гинденбург умер 2 августа в девять часов утра; акт, объявляющий Гитлера его преемником, был фактически принят вечером 1 августа, а к 9.30 2 августа рейхсвер уже присягнул на верность новому главе государства.

Так соглашение, сформулированное, как мы полагаем, на борту линкора «Дойчланд» в Балтийском море, было выполнено: Рем казнен, Гинденбург мертв, а Гитлер стал его преемником.

Вечерние газеты выходят в траурных рамках. Они публикуют рассказы о жизни покойного маршала и часто цитируют первую строчку похоронного марша германской армии Ich hatt' einen Kamaraden.

Офицеры на полосах газет рассказывают о героическом прошлом своего покойного командира. Одновременно газеты публикуют текст новой присяги, которую, по приказу генерала фон Бломберга, должны принести все военнослужащие рейха.

«Клянусь перед Богом беспрекословно повиноваться руководителю рейха и немецкого народа Адольфу Гитлеру, Верховному главнокомандующему вермахтом. Клянусь быть храбрым и всегда готовым пожертвовать своей жизнью, чтобы не нарушить эту клятву».

В тот же день, 2 августа, офицеры и солдаты во всех воинских частях рейхсвера начинают приносить эту присягу. Они клянутся в верности фюреру – сначала офицеры, потом солдаты поротно. Новобранцы, полные энтузиазма, у которых от волнения перехватывает дыхание, салютуют нацистскому флагу. Для них, как и для многих офицеров, воспитанных в убеждении, что нарушать торжественную клятву нельзя, новая присяга олицетворяет собой связь, которую они не имеют права разрывать. Но одновременно она же послужит для них и защитой, когда они будут маршировать по покоренной Европе, подчиняясь воле фюрера.

Итак, Гитлер, как он и обещал Раушнингу, выиграл второй раунд схватки. Получив телеграмму Бломберга, в которой тот сообщал ему, что «офицеры, сержанты и рядовые вермахта торжественно поклялись в верности фюреру и канцлеру рейха», он понял, что победа эта окончательная.

Теперь ему осталось только выполнить одну обязанность – быть главой на похоронах Гинденбурга, пройти за гробом старого солдата, перед которым будут приспущены флаги и знамена всех полков рейха, произнести пророческим тоном фразу о том, что фельдмаршал отправится прямо в Валгаллу, и провести 19 августа плебисцит, в ходе которого восемьдесят восемь процентов немцев одобрят уже вступивший в силу закон, объявляющий его главой государства.

И наконец, 20 августа он сможет послать благодарственное письмо генералу Бломбергу. Армия сдержала свое слово и поклялась ему в верности. Он этого не забудет.

«Поскольку офицеры и солдаты, – напишет Гитлер, – поклялись хранить в моем лице верность новому государству, я буду считать своим священным долгом всеми силами защищать само существование и целостность вермахта и выполню завещание старого маршала, совпадающее с моим собственным желанием, доверив армии роль единственного защитника нации».

4 сентября фюрер в Нюрнберге празднует свою победу. В огромном Луитпольдском зале, украшенном тысячами флагов со свастикой, Гитлер идет по центральному проходу. Оркестр исполняет «Баденвейлерский марш», а зал сотрясается от криков «Хайль Гитлер!». Фюрер медленно поднимается на трибуну. Кто теперь вспоминает о сером рассвете в мюнхенском аэропорту Обервизенфельд, и лес, через который он ехал в Бад-Висзее? Быть может, Адольф Вагнер, в кабинете которого в то субботнее утро 30 июня Гитлер оскорбил Шнейдгубера и послал его на казнь? Но Вагнер здесь, рядом с фюрером. Он зачитывает заявление, которым открывается съезд нацистской партии.