Аристократия в Европе 1815-1914 - Доминик Ливен Страница 73

У незнатных и небогатых дворян было больше стимулов относиться к военной службе как к профессии, связывая с нею свои честолюбивые устремления. В Европе наиболее известным дворянским сословием, посвятившим себя военной карьере, было прусское юнкерство, но и в России, и в Англии имелись подобные классы — пусть не столь многочисленные и несколько иные по образу жизни. Два величайших полководца России, Суворов и Кутузов, вышли из верхних слоев рядового дворянства, а не из придворной аристократии, и то же самое можно сказать про многих русских военачальников девятнадцатого века. В восемнадцатом и в начале девятнадцатого века российское государство осыпало благодеяниями придворную аристократическую элиту, однако и провинциальные дворяне имели возможность подняться на самую вершину военной или гражданской бюрократической лестницы; в этом Россия упомянутого периода принципиально отличалась от России допетровской, а также от Польши, где безраздельно царили крупные земельные магнаты. Открытая перед рядовыми дворянами возможность продвижения наверх в действительности являлась одним из ключевых условий, обеспечивших как процветание послепетровской монархии, так и лояльность дворянства по отношению к абсолютистскому государству.

Как считает Корелли Барнет, из всех сословий в Британии англо-ирландское дворянство было «наиболее близко классу прусских юнкеров. Зачастую более бедные, чем их английские собратья, — так как ирландская деревня была бедна, и, следовательно, доходы от нее были низки — англо-ирландские дворяне не вылезали из седла, и жизнь их была бесконечно далека от современного мира промышленности и крупных городов. Как и у юнкеров, из поколения в поколение сын, следуя по стопам отца, шел служить в армию. Робертс, Уоллси и Китченер — все они были сыновьями военных, и, в отличие от многих английских офицеров, ни один из них не был богат, хотя все они имели достаточный годовой доход и, разумеется, были весьма честолюбивы». Барнет вполне мог бы продолжить эту параллель между англоирландским дворянством и прусским юнкерством. Помимо всего прочего, англо-ирландцы являлись колониальной аристократией. Многие из них занимали весьма жесткие позиции, что считалось естественным для землевладельцев, живущих среди покоренных крестьян. Ирландский протестантизм, окруженный католическим морем, мог принять прусский оттенок, имея мало общего с терпимостью и широтой взглядов, которые часто встречались среди английской аристократии. Вклад англо-ирландского дворянства в высшее руководство британской армией не ограничился только Китченером, Робертсом и Уоллси. Даже три наиболее известных британских генерала времен Второй мировой войны — Монтгомери, Брук и Александер — происходили именно из этой среды. Гарольд Александер, сын пэра и сам гвардеец, вышел из верхних слоев англо-ирландского дворянства. В 191Q г., во время гражданской войны в России, он командовал ополчением балтийских помещиков немецкого происхождения. Более состоятельные и преуспевающие, чем большинство прусских дворян, они в известном смысле могли считаться «сверх-юнкерами»; не удивительно, что и их командир из «сверх англо-ирландского» дворянства без труда нашел с ними общий язык ^[329].

Ценности офицеров-аристократов полностью соответствовали тем, что исповедовались в кадетских корпусах. Важное место среди них занимали физическая смелость, сила и выносливость; способность переносить боль, а также любые невзгоды и опасности, не теряя хладнокровия и присутствия духа. Развитое чувство товарищества, преданность и готовность подчинить собственную индивидуальность требованиям офицерства как группы и армии в целом также входили в этот кодекс. Очень высоко ценились стремление к лидерству и желание служить образцом. То же самое можно сказать и о некоторых практических военных навыках, например, об искусстве верховой езды, и, в особенности в последние десятилетия века, о меткой стрельбе и о способности быстро ориентироваться на местности. Аристократические и военные ценности и отличительные свойства зачастую создавали своеобразный симбиоз. В воспоминаниях графини Денхоф о детстве, проведенном в аристократическом прусском поместье, можно найти длинный перечень лошадей, развлечений на лоне природы и испытаний физической силы; все болезненные и неприятные случаи переносились без жалоб; иерархический порядок мира, основанный на подчинении старшим, принимался безоговорочно; столь же безоговорочным было подчинение всем правилам и условностям, присущим домашнему распорядку аристократического уклада. Судя по воспоминаниям об усадебной жизни в Англии и России, там происходило то же самое. Апологеты офицеров-дворян, подчеркивая, что домашнее воспитание прекрасно подготовило их к особенностям полковой жизни, не так уж далеки от истины. Закономерно также, что в тот период, когда аристократия неуклонно утрачивала большинство своих функций, представители высшего класса принимали мировоззрение офицерства и даже окружали его ореолом: ведь именно офицерство являлось группой, за которой и в эпоху империализма общество по праву признавало почетную роль ^[330].

«Полковые ценности» нередко оставляли желать лучшего. Офицерское собрание отнюдь не представляло собой благотворную почву для интеллектуалов, эстетов и оригиналов; не выходили оттуда и подлинно крупные политические деятели. Представления о чести, присущие офицеру-дворянину, порой проявлялись в утрированном, а то и опасном виде. Невежественные младшие офицеры взирали на штатских, как на людей, от природы лишенных чести, и с высокомерным пренебрежением относились к качествам, благодаря которым буржуазное общество оказалось столь жизнеспособным и созидательным. Возможно, именно необходимость сохранять особые военные представления о чести проявилась в упорной защите дуэли, к которой на протяжении веков забияки в мундирах питали особое пристрастие; дуэль сохранялась, несмотря на критические нападки тех, кто стремился защищать законы и цивилизованные нормы поведения ^[331].

Однако наивно будет просто подвергать осмеянию «полковые ценности», или воображать, что офицеров можно воспитывать так, словно им предстоит стать профессорами или искусствоведами. Джон Кигэн, в своем глубоком исследовании, посвященном битвам при Ватерлоо и Сомме, напоминает, если только подобное напоминание необходимо, об ужасающих кровавых бойнях, в которых участвовали молодые офицеры, и в которых от них ожидали проявления не только личного мужества, но и способности увлечь за собой солдат и поднять их боевой дух. Для того, чтобы внушить юноше подобные, совершенно чуждые естественной человеческой природе качества, да еще так, чтобы они сохранились и проявились в минуты максимального напряжения и опасности, требовались методы, весьма отличные от методов гуманистического либерального воспитания.

Труд Кигэна напоминает также о важности некоторых отвлеченных понятий, таких, как полковое знамя, и прежде всего, офицерская честь: