Пункт назначения - Москва. Фронтовой дневник военного врача. 1941-1942 - Генрих Хаапе Страница 73

– Я думаю, человек семь или восемь!

– Что значит здесь «я думаю»? Разве вы не знаете точно, сколько их здесь?

– Точно не знаю, герр ассистенцарцт! Здесь царит такая неразбериха. Люди приходят, задают вопросы и снова уходят. У многих, кажется, только одна мысль в голове: дранг нах вестен! Поскорее смотаться в тыл, на запад!

Санитарная машина, которая доставила меня сюда, была до отказа загружена ранеными, и водитель уже собирался уезжать на дивизионный медицинский пункт. Некоторые раненые были кое-как перевязаны, другим вообще не была оказана никакая первичная медицинская помощь. Ни у кого из них не было заполненных медицинских карт с указанием характера ранения. Я быстро набросал несколько строк майору медицинской службы, оберштабсарцту Шульцу, указал наше местонахождение и попросил срочно прислать как можно больше санитарных машин. Они были необходимы, чтобы эвакуировать огромное количество раненых и обмороженных. Получив от меня эту записку, водитель отправился в обратный путь.

Мы незамедлительно приступили к работе. Сначала надо было отделить от раненых тех, кто уже умер. Затем мы начали сортировать раненых, отделяя тяжелораненых от раненных легко. Тела пятнадцати умерших были перенесены в сарай позади дома, где они вскоре закоченели, словно в леднике. Около двадцати легкораненых могли при острой необходимости принять участие в бою. Они были вооружены и проинструктированы, как действовать в случае внезапного нападения противника. На перевязочном пункте оружия было предостаточно, так как при постоянном притоке раненых многие из них не расставались со своим оружием и оставляли его здесь только при отправке в тыл. Остальные солдаты имели такие тяжелые ранения или обморожения, что не были в состоянии помочь в бою.

Как выяснилось, на перевязочном пункте находилось не менее пятнадцати санитаров. Я приказал, чтобы впредь никто из них не отлучался без моего разрешения, это же относилось и к постоянно прибывающим военнослужащим, отставшим от своих подразделений! Некоторым из них было поручено принести дрова, а из других были сформированы ночные караулы, которые должны были сменяться каждые полчаса. Постоянно поступали новые раненые и солдаты с обморожениями различной степени тяжести. Правда, перед тем как стемнело, прибыло и несколько санитарных машин. Это позволило нам отправить на дивизионный медицинский пункт всех тяжелораненых, которым тем временем уже была оказана необходимая медицинская помощь.

Немецкая дисциплина снова себя оправдала. Все панические настроения исчезли, и на перевязочном пункте опять воцарился порядок. К этому времени перевязочный пункт превратился в настоящую маленькую крепость.

Я вышел на улицу, чтобы получше рассмотреть окрестности. Снежная буря улеглась, и снегопад прекратился. И хотя по-прежнему было все так же холодно, но теперь холод ощущался не так сильно, поскольку не было пронизывающего, ледяного ветра. С востока и севера доносился шум боя. Ночное черно-синее небо то и дело озарялось яркими вспышками залпов артиллерийских орудий.

Из темноты ко мне приблизились две темные фигуры. В свете лампы своего карманного фонарика я узнал унтерарцта Фреезе и санитара-носильщика из нашего батальона.

– Привет, Фреезе! Откуда вы взялись? – окликнул я их.

Узнав меня, унтерарцт потерял дар речи. Его глаза округлились от удивления. Наконец он овладел собой.

– Да, но как вы сами попали сюда? Разве вы не уехали в отпуск?

– Все отпуска временно отменены! Поверьте мне, я не менее вашего удивлен, что оказался здесь!

– В таком случае положение критическое не только на нашем участке, – с озабоченным видом констатировал Фреезе, – но, видимо, и на всем фронте!

– А как обстоят дела у нашего 3-го батальона? – с тревогой в голосе спросил я.

– Плохо, насколько я могу судить об этом! – ответил Фреезе. – Когда в пять часов вечера я уходил оттуда, батальон как раз поднимался в контратаку против значительно превосходящих сил русских. У нас уже очень много раненых и обмороженных. Но самое страшное, что наши пулеметы перестали стрелять. На таком морозе у них замерзла смазка!

– А кто послал вас сюда?

– Командование полка! Ему стало известно, что здесь скопилось много раненых без врачебного присмотра!

– Так вот, Фреезе, принимайте здесь командование, а я отправляюсь на фронт! И, пожалуйста, проследите за тем, чтобы строго исполнялись все мои указания!

– А какие указания? – поинтересовался унтерарцт.

– Фельдфебель со шрамом на лбу введет вас в курс дела! Сейчас я представлю вас всем остальным как старшего здесь, в противном случае тут все снова развалится. Все находятся в подавленном состоянии. Мы с вами должны постоянно быть начеку, чтобы они не ударились в панику!

Затем санитар, прибывший вместе с Фреезе, проводил меня в ночной тьме к линии фронта. Вскоре мы с ним подошли к Волге, скатились с крутого берега вниз и осторожно двинулись по глубокому снегу, лежавшему на льду. Выбравшись на другой пологий берег, мы минут десять шли вдоль леса и вскоре подошли к командному пункту полка, расположенному в деревне Красново.

Как рассказал мне полковой адъютант фон Калькройт, русские внезапно атаковали немецкие позиции по обе стороны от Калинина, причем в этой атаке приняли участие свежие сибирские дивизии, наилучшим образом оснащенные для ведения войны в зимних условиях. Они значительно превосходили по своей численности наши войска, державшие там оборону, а Волга уже замерзла и больше не являлась естественным препятствием на пути противника. Внезапная атака полностью удалась, и теперь многим немецким дивизиям, дислоцированным в Калинине, грозило окружение. Было приказано оставить город, но остающиеся в Калинине войска могли покинуть город только при условии, что путь отступления в Старицу будет удерживаться в наших руках по крайней мере всю вторую половину следующего дня. Это и пытался осуществить 3-й батальон. Несмотря на собачий холод и метровые сугробы, бойцы батальона с яростной решимостью атаковали превосходящие силы противника – менее шестисот бойцов против четырех сибирских дивизий!

– Наша контратака была успешной? – спросил я.

– И да и нет! – ответил фон Калькройт. – С одной стороны вражеское наступление было до поры до времени остановлено, благодаря чему путь отступления из Калинина остается все еще свободным. Это уже много! Но, с другой стороны, батальон не выполнил поставленной перед ним задачи, и контратака вскоре захлебнулась. Ужасный холод вынудил наших бойцов в конце концов отойти в деревни, лежащие в тылу. – Он покачал головой. – Сейчас совершенно невозможно предсказать, что ждет их завтра! А что нам принесут ближайшие недели, известно только одному Господу Богу!

– А каковы наши потери? – продолжал допытываться я.

– Насколько мне известно, очень большие, и особенно из-за обморожений! Но до сих пор мы еще не получили точные данные! – Фон Калькройт сделал паузу, а потом продолжил, с трудом подбирая слова: – 3-й батальон может надеяться лишь на то, что ему удастся в течение нескольких часов сдержать эти полчища русских! Потом с ним, скорее всего, будет покончено! Один за другим все, видимо, погибнут! Но у нас не было другого выбора – батальон был обязан принести себя в жертву! – Он печально посмотрел на меня. – У нас у самих было такое состояние, словно мы посылаем людей на казнь. Будем надеяться, что хотя бы сотне бойцов удастся выбраться оттуда живыми!