Сталин и НКВД - Леонид Наумов Страница 73

А.А. Епишев в 1938 году избран членом ЦК КП (б) Украины (оставался им до 1952 г.). С марта 1940 года стал 1-м секретарем Харьковского обкома и горкома партии. В мае 1946 года возвращен на партийную работу, но теперь уже в Киев, назначен секретарем по кадрам и членом Оргбюро ЦК Компартии Украины. С 1950 года — 1-й секретарь Одесского обкома партии. В МГБ он возглавил кадры.

На самом деле, этой четверкой (Серов, Рясной, Савченко, Епишев) никак не ограничивается круг «хрущевцев» в МГБ.

Следует назвать еще несколько имен выходцев с Украины, которые пришли в МГБ. Полковник Николай Романович Миронов, с апреля 1947 г. — 1-й секретарь Октябрьского райкома, Днепропетровск, с декабря 1949 г. — секретарь Кировоградского обкома КП(б) Украины. Летом 1951 г. полковник Миронов стал заместителем начальника 3 Главного управления МГБ СССР.

Виктор Иванович Алидин, с июля 1947 г. — инспектор ЦК КП(б)У, с июля 1950 г. — секретарь Херсонского обкома КП(б)У. В августе 1951 г. он получил звание подполковника и стал заместителем начальника 7 управления МГБ (наружное наблюдение).

Виталий Акимович Голик был одним из секретарей Винницкого обкома. Он был подполковником, а затем и полковником ГБ. С 15 января 1952 он был и. о. заместителя начальника, а затем и заместитель начальника управления нелегальной разведки (А.М. Короткова).

Савченко Иван Тихонович до войны июня 1947 г. был заместителем начальника Управления кадров при ЦК КП(б) Украины, с декабря 1948 г. заместитель заведующего Отделом планово-финансово-торговых органов ЦК КП(б) Украины, затем работал в аппарате ЦК ВКП(б). В МГБ с 1951 г. — заместитель министра госбезопасности, затем снова в аппарате ЦК.

Для нашего исследования кажется важным назвать и еще одно имя офицера МГБ. В 1950 г. было создано Бюро № 2. По рассказу Судоплатова, Бюро № 2 «должно было заниматься тайной слежкой и похищением сталинских врагов внутри страны, как реальных, так, как я теперь понимаю, и выдуманных». Иными словами, речь шла о политическом терроре. Начальником Бюро № 2 был назначен генерал В.А. Дроздов, переведенный для этого с поста заместителя министра государственной безопасности Украинской ССР. В составе оперативного персонала Бюро № 2 было 12 гласных и 60 законспирированных сотрудников. Еще один «украинский чекист» и на ключевой должности. «Первое его задание было проконтролировать надежность системы по подслушиванию и убедиться, что наши «жучки» не обнаружены». Судоплатов знает о подслушивающей аппаратуре в квартирах Ворошилова, Буденного и Жукова, Молотова и Микояна. Существовали грандиозные планы по тайному подслушиванию всех телефонных разговоров в руководстве ЦК». Судоплатов считает, что у «Дроздова не было связей в Москве, но ему доверили эти щекотливые дела». Странно, почему Судоплатов считает, что у Дроздова не было связей в Москве. Кажется, наоборот, они были, и их было много. Вспомним, он сам пишет об украинских чекистах бывших непосредственных начальниках Дроздова в МГБ — Савченко и Рясном, о Н.С. Хрущеве, который руководил коммунистами Украины и, конечно, хорошо знал Дроздова (особенно после успешной ликвидации им главнокомандующего Украинской повстанческой армией Романа Шухевича). Кажется, наоборот, что именно поэтому ему были доверены эти и, возможно, другие «щекотливые дела».

Спорным остается вопрос о том, кто стоял за этой чисткой. Со времени появления книги К. Столярова «Палачи и жертвы», широко распространено мнение, что это было интрига Маленкова и Берия. Следует заметить, что хотя сам Столяров называет это только гипотезой, кажется, что это наиболее логичное предположение. «Гипотезу Столярова» поддержал и Судоплатов. По его мнению, «Маленков и Берия, несомненно, стремились устранить Абакумова, и оба были готовы для достижения своей цели использовать любые средства». Суханов, помощник Маленкова, весной 1951 года принял в приемной ЦК следователя Следственной части по особо важным делам МГБ, подполковника Рюмина, известного своим антисемитизмом. Результат этой встречи стал роковым для судьбы советской еврейской интеллигенции. В то время Рюмин опасался увольнения из органов госбезопасности из-за выговора, полученного за то, что забыл папку с материалами следствия в служебном автобусе. Кроме того, он скрыл от партии и управления кадров госбезопасности, что отец его был кулаком, что его родные брат и сестра обвинялись в воровстве, а тесть служил в армии Колчака. Надо отдать должное Абакумову: он прекрасно понимал, что предпринимавшиеся ранее Рюминым попытки представить арестованных врачей террористами были всего лишь прелюдией к «делу врачей». В течение нескольких месяцев 1950 года ему как-то удавалось держать Рюмина в узде. Чтобы спасти карьеру и дать выход своим антисемитским настроениям, Рюмин охотно пошел навстречу требованию Суханова написать Сталину письмо с разоблачением Абакумова.

Однако, ситуация не такая простая. Конечно, компромат на Абакумова попал к Вождю через Маленкова. Однако последний не стал бы действовать, если бы не считал, что донос Рюмина понравится Сталину.

В мемуарах Судоплатова есть одно интересное место. Рассказывая про арест Абакумова, он утверждает, что в последний год его работы на посту министра, особенно в последние девять месяцев, он был абсолютно изолирован от Сталина… Сталин считал, что Абакумов слишком много знал». Обосновывает он свое наблюдение тем, что «кремлевский список посетителей показывает, что после ноября 1950 года Сталин Абакумова не принимал». Затем Судоплатов добавляет: «Для меня его крах был как гром среди ясного неба».

Очевидно, что в 1951 Судоплатов еще не знал про «недовольство Хозяина», иначе он не сказал бы про «гром среди ясного неба». Мысль про «изоляцию от Сталина» — поздняя рефлексия, основанная на журнале посещений Сталина. Авторы введения к этому источнику знают про утверждение Судоплатова, но не согласны с ним. «На самом деле, «список показывает» нечто другое: в 1950 г. Сталин не принимал Абакумова с августа, а не с ноября. Однако, в 1951 г. Абакумов дважды был у Сталина: 6 апреля и в последний раз — 5 июля (то есть, за неделю до ареста)».

Формально авторы комментариев, конечно, правы. Но следует учитывать несколько обстоятельств. Сталин принял Абакумова 1 августа 1950 г., но затем он уехал в отпуск и вернулся только зимой — первая запись посетителей приходится на 22 декабря. Обычно, возвращаясь из отпуска, Сталин встречался с министром МГБ в первый месяц после возвращения. 18 ноября 1947 Сталин возвращается из отпуска (точнее, первый прием) и уже 22 ноября он принял министра госбезопасности. В декабре 1948 г. он вернулся из очередного отпуска и принял Абакумова 3 января 1949 г., так же произошло и в следующий раз — в декабре 1949 года, когда Сталин вернулся из отпуска и принял Абакумова 9 января 1950 г. Поэтому то, что Сталин не принимал министра до самого апреля — показательный симптом. Следует учитывать и интенсивность контактов. В среднем Абакумов виделся с вождем ежемесячно. В 1947 г. часто — 20 раз в год, в 1948 — 4 раза, в 1949 — 12 раз, в первой половине 1950 г. (до отпуска) — 6 раз. Поэтому одна встреча с декабря 1950 до июля 1951 г. — конечно, мало.

Означать это может только одно — Хозяин не хотел видеть Абакумова и был недоволен его работой. Именно поэтому Маленков и дал ход доносу Рюмина: он был убежден, что это понравится Сталину и оказался прав. 2 июля появляется донос Рюмина, 5 июля Сталин заслушивает объяснения Абакумова и остается недоволен: «ЦК считает нужным отметить, что, будучи вызванным сначала в Политбюро, а затем в комиссию ЦК ВКП(б), т. Абакумов встал на путь голого отрицания установленных фактов, свидетельствующих о неблагополучном положении в работе МГБ, при допросе пытался вновь обмануть партию, не обнаружил понимания совершенных им преступлений и не проявил никаких признаков готовности раскаяться в совершенных им преступлениях». Это та самая встреча, 5 июля, накануне которой, Абакумов был отстранен от должности министра.