Батый - Алексей Карпов Страница 73

«Малый» курултай состоялся в мае — июне 1249 года (между 14 мая и 12 июня) поблизости от становища Бату, в местности Алатау-ула — предположительно, к северо-востоку от современного города Талды-Курган в Казахстане, в предгорьях Джунгарского Алатау⁴⁷. «Все собрались и несколько дней пировали, — рассказывает Рашид ад-Дин, — и после этого они заключили соглашение о том, чтобы посадить Менгу-каана на престол». Бату «первым предложил признать Менгу главой над ними», — свидетельствуют авторы официальной китайской хроники «Юань-ши». Однако против этого тут же выступил посол ханши Огул-Каймиш Бала. Он назвал другую кандидатуру — царевича Ширамуна:

— Некогда Тай-цзун (храмовое имя Угедея, употреблявшееся после его смерти. — А. К.) дал повеление о том, что делает наследником престола августейшего внука Ширамуна; все князья и все сановники знают об этом. Ныне Ширамун находится в прежних правах, но при этом собрание желает выбрать другого родича. Какое положение вы собираетесь ему предоставить?

Поначалу воцарилось молчание. Сановники не нашлись что ответить. Но эта тема ещё раньше звучала в рассуждениях Бату. Говоря о том, что Менгу — единственный, кто подходит на роль великого хана, он вспоминал и о Ширамуне, но совсем не в той связи, в какой называл это имя уйгур Бала. Сам факт, что «дети Угедей-каана поступили вопреки словам отца и не отдали власть Ширамуну» тогда, когда это надлежало сделать, обернулся теперь против них, свидетельствуя о нарушении ими закона. Эту мысль и озвучил Мука-Огул, младший брат Менгу:

— Повеление Тай-цзуна существует, и кто посмеет его нарушить? Однако ранее, когда курултай возвёл на престол Дин-цзуна (Гуюка. — А. К.), то это было сделано государыней Торэгэной (Туракиной-хатун. — А. К.) вместе с вами и вам подобными. Таким образом, это вы были именно теми, кто преступил повеление Тай-цзуна. И ныне вы ещё кого-то обвиняете в преступлении?

Получалось, что избрание Гуюка в обход прямого волеизъявления Угедея ставило под сомнение саму легитимность его власти. Представителям Угедеева рода можно было предъявить ещё одно обвинение — в убийстве Чаур-сечен, совершённом без согласия всех представителей «Золотого рода». И Бале, знавшему об этом, пришлось «прикусить язык». Особенно после того, как вслед за Мукой-Огулом взял слово суровый воин Менгусар, бывший полководец Тулуя, участник Западного похода, удостоившийся после его завершения звания судьи («яргучи»). Он тоже вспомнил историю с Ширамуном, но высказался гораздо более решительно.

— Ты говоришь поистине верно, — обратился он к Бале. — Однако когда прежняя вдовствующая государыня возвела на трон Дин-цзуна (Гуюка. — А. К.), что ты тогда говорил? А Бату-хан твёрдо и тщательно придерживался последней воли прежнего государя (то есть не участвовал в выборах Гуюка! — А. К). Что касается тех, у кого есть иное толкование закона, я прошу разрешения казнить их.

Против таких слов возражать никто не посмел. Поддержал Бату и самый влиятельный из присутствовавших на курултае военачальников, Урянхатай, сын Субедея:

— Менгу одарён умом, мудростью и глубокими знаниями. Люди везде знают его. Совет Бату поистине хорош.

— Урянхатай говорит правильно, — подвёл итог Бату.

После этого он «немедленно отдал приказ войскам, и все

войска повиновались ему, а курултай вследствие этого утвердил [выбор Менгу кааном]»⁴⁸.

В соответствии с обычаем Менгу долго отказывался, «не давая согласия на облечение себя той огромной властью и не принимая на себя того великого дела». И этот ритуальный, обязательный элемент выборов Бату также сумел обратить в свою пользу. Слово вновь взял Мука-Огул, выражавший на курултае мысли самого Батыя:

— На этом собрании все мы заключили условие и дали подписку, что не выйдем из повиновения Саин-хану Бату; как же Менгу-каан ищет пути уклониться от того, что им признано за благо?

Речь эта понравилась Бату, «и он её одобрил… Менгу-каан был обязан согласиться». Наконец, был совершён и обряд поставления на ханство, но весьма своеобразно — так, что собравшимся пришлось демонстрировать верность не только Менгу, но и Бату: «Бату, как обычно принято среди монголов, поднялся, а все царевичи и нойоны в согласии, распустив пояса и сняв шапки, встали на колени. Бату взял чашу и установил ханское достоинство в своём месте; все присутствующие присягнули [на подданство], и было решено в новом году устроить великий курултай. С этим намерением каждый отправился в свой юрт и стан, и молва об этой благой вести распространилась по окрестным областям».

Но сделана была ещё только половина дела. Надлежало добиться того, чтобы решение об избрании Менгу было утверждено на «великом курултае» в самой Монголии и чтобы его признали остальные представители «Золотого рода». Здесь прежде всего должно было сказаться военное превосходство Джучидов и их сторонников над разобщёнными и впавшими в растерянность противниками. Бату «приказал своим братьям Берке и Тука-Тимуру отправиться вместе с многочисленным войском вместе с Менгу-кааном в Керулен, столицу Чингисхана, и в присутствии всех царевичей, устроив курултай, посадить его на царский трон». Братьям Бату было придано три тумана войска (30 тысяч человек) ^[42]. С самого начала было ясно, что им предстоит не только озаботиться устроением всех связанных с курултаем дел, но и преодолеть «козни детей Угедей-каана, замысливших вероломство».

Сам Бату остался пока что в Алатау — с тем, чтобы позднее вернуться к себе на Волгу. Ни ехать в Монголию, ни присутствовать на курултае он не собирался.

Однако прежде чем курултай состоялся, должно было пройти немало времени. Соркуктани-беги и сам Менгу принялись раздавать подарки и «величайшей учтивостью и обходительностью склонять на свою сторону родственников». Вновь, уже от своего имени, они рассылали гонцов с приглашениями, но родичи Гуюка решительно воспротивились намерению возвести на престол сына Тулуя. В этом их поддерживали Йису-Менгу и Бури из Чагатаева дома и другие. По слухам, дошло до того, что Ходжа и Нагу «сговорились устроить засаду на пути Менгу-каана», но удача оказалась не на их стороне, и Менгу «миновал ловушки и опасности прежде, чем они были осведомлены об этом»⁵⁰. Царевичам оставалось посылать гонцов к Бату, что они многократно и делали, припоминая ему решение предыдущего курултая 1246 года о закреплении ханского престола за домом Угедея:

— Мы далеки от соглашения на это и недовольны этим договором. Царская власть полагается нам, как же ты её отдаёшь кому-то другому?

Бату отвечал туманными рассуждениями о благе всего Монгольского государства:

— Мы с согласия старших и младших братьев задумали это благое дело и кончили разговор об этом, так что отменить это никоим образом невозможно. Если бы это дело не осуществилось в таком смысле и кто-либо другой, кроме Менгу-каана, был бы объявлен государем, дело царской власти потерпело бы изъян, так что поправить его было бы невозможно; а если царевичи об этом тщательно поразмыслят и предусмотрительно подумают о будущем, то им станет ясно, что по отношению к сыновьям и внукам проявлена заботливость, потому что устроение дел такого обширного государства не осуществится силою и мощью детей.