Российское гражданство. От империи к Советскому Союзу - Эрик Лор Страница 73

С другой стороны, эта политика также ставила своей целью поддержку рабочего класса. Каждый должен был зарегистрировать в трудовой книжке свой социальный статус. Книжку нужно было предъявлять при переезде, миграции и, что самое важное, при получении продуктовых карточек. «Нерабочие элементы» часто обнаруживали, что трудовые книжки были способом ограничить их права, имевшие ключевое значение для выживания в годы голода и экономической катастрофы ^[609]. Данная политика знаменовала ошеломительную попытку расширения бюрократического контроля над населением и использования его в ходе классовой войны и мобилизации. Но при проведении ее, этой политики, в жизнь большевики столкнулись с огромными препятствиями практического характера. Разрыв между намерениями и реальностью может быть хорошо проиллюстрирован докладом НКВД Народному комиссариату финансов (Наркомфину) от 5 февраля 1921 года: согласно этому докладу, выполнение декрета о трудовых книжках застопорилось из-за недостатка бумаги. Требовалось 28 000 пудов (458 640 килограммов) бумаги, и выдвигалось предложение использовать документы повторно ^[610].

Правительство постаралось обеспечить режим ограничений более прочным основанием, в феврале 1922 года вновь введя паспорта. Однако оказалось, что эти системы несовместимы с произошедшим весной 1921 года поворотом к новой экономической политике (нэпу) и вновь созданным ограниченным внутренним рынком зерна, потребительских товаров и рабочей силы. В результате декрет Совнаркома от 20 июня 1923 года лишил внутренние паспорта и трудовые книжки статуса необходимых документов ^[611]. Это означало ослабление административного контроля над населением и его внутренними перемещениями – ослабление, но не конец. С началом принудительной индустриализации и коллективизации контроль все более ужесточался. Кульминацией этого процесса стало повторное введение в 1932 году драконовской системы внутренних паспортов, нацеленной на насильственное контролирование внутренней миграции и на прикрепление крестьян к их деревням и колхозам. Советских граждан привязывали к местам их проживания новыми прочными узами, которые, в сочетании со значительно усиленным пограничным контролем и кордонами, оказались удивительно эффективными в деле предотвращения незаконной эмиграции ^[612].

В 1926 году НКВД начал большую кампанию по «выявлению действительного гражданства» всех лиц, проживающих на территории РСФСР, и перерегистрации всех иностранцев, находящихся в стране. Комиссии рассматривали все документы и дела лиц, чье «подлинное гражданство» вызывало какие-либо сомнения, – с целью раз и навсегда ясно определить, был ли конкретный человек советским гражданином или иностранцем. В результате тысячи людей, просивших о сохранении статуса иностранного гражданина, были вынуждены отказаться от него и перейти в советское гражданство или покинуть страну. Лицам, которых признали иностранцами, документы выдавались с гораздо большей осторожностью, и сами люди эти тщательно регистрировались. Иностранцам стало гораздо сложнее оставаться в Советской России, сохраняя свой статус ^[613].

Централизация гражданства

В период революции и Гражданской войны контроль над проведением политики гражданства осуществлялся в теории центральным исполнительным комитетом (ЦИК) каждой из социалистических республик. То было проявление советского федерализма и революционного идеала формирования и роста свободного союза коммунистических республик, который должен был расширяться по мере свершения революций в других странах. В результате в советских республиках на территории Украины, России, Северного Кавказа, в Дальневосточной Республике, Белоруссии, Закавказской Республике и Грузии были изданы отдельные законы о гражданстве. Содержание этих законов менялось от республики к республике, причем иногда довольно значительно. Например, в отличие от закона РСФСР, украинский закон строго придерживался «принципа почвы»: каждый, кто родился на украинской земле, рассматривался как гражданин Украины. От республики к республике варьировались сроки и процедуры оптации, в ходе которой беженцы обретали гражданство. Народный комиссар иностранных дел Г.В. Чичерин указывал, что в ответ на декрет от 15 декабря 1921 года, требовавший, чтобы бывшие российские подданные вернулись на родину или были формально лишены права на советское гражданство, различные республики приняли разные законы. Чичерин с возмущением отмечал, что Белорусская ССР даже вовсе не издала закона по этому поводу. Украинская ССР проводила свою собственную политику в отношении натурализации украинцев в Польше и беженцев, проникающих на советскую территорию ^[614].

Однако вскоре после революции НКВД и ОГПУ ограничили степень децентрализации. К октябрю 1922 года ОГПУ тайно сосредоточило в своих руках контроль над принятием всех решений о репатриации и эвакуации беженцев в Советский Союз и из него ^[615]. Постановление 1923 года дало ОГПУ контроль над всеми передвижениями через границу ^[616]. Причем ОГПУ старалось сохранить свою роль в тайне. Так, в ответ на одну петицию иностранный отдел ОГПУ проинформировал НКВД, что отказал просителю-поляку в праве покинуть страну, но отдал местным властям приказ не раскрывать роль ОГПУ, чтобы соблюсти конспиративный характер его работы ^[617].

Формальная, открытая и более систематическая централизация гражданства произошла с утверждением 29 октября 1924 года «Положения о союзном гражданстве» (полный текст помещен в конце этой книги, в приложении II). Закон стал поводом для нескольких жарких споров в Конституционной комиссии – особенно много сомнений вызывала утрата контроля над политикой гражданства на республиканском уровне. Чичерин настаивал на жесткой централизации, жалуясь, что первые версии закона включали так много ссылок на республиканское гражданство, как будто союз республик создавался с целью продемонстрировать общественности его бессмысленность. Он настаивал, что следует использовать слова «советское гражданство» ^[618].