Смутное время. Марина Мнишек - Нина Молева Страница 73

Что же против него князья церкви восстали? Ведь никогда такого в Московии не бывало, чтобы посадили их в думу Боярскую.

Так нет, им другое подавай. Пусть все по-старому будет, лишь бы государь не заикался молодых людей в Европу отправлять для образования. Лишь бы новых чинов на польский манер не вводил. Как бы это они примириться могли: мечник, подчаший, подскарбий! Да лишь бы иноземцев к себе не приближал.

А ведь им планы такие и не снились. Только ли им — императору австрийскому! Соединить против турок императора германского, королей французского и польского, дожа Венецианского и Московское государство. С Польшей, видите ли, якшался. А ему — сам в грамотке написал! — нужно было, чтобы король Зигмунт титул императорский за ним признал. Императрица Марина!

Если бы с самого начала уразумела. Если бы…

А теперь который месяц молчит. Сердце зло чует, а кому скажешь, кому поплачешься. Для всех нет огорчений у Московской царицы. Нет, слышите!

Кто там воевать против Шуйского в Стародубе Северском начал?. Лазутчики толком не расскажут. Опальной царицы сторонятся. Скорее воеводе скажут. Да нет, не говорят. С челядью перешептываются, а уж от челяди наверх вести доходят.

Земля Северская — значит, Шаховской князь. Говорят, самозванец появился. Имя Дмитрия Ивановича принял. Принял или он и есть? Одно толкуют: по-польски говорит, русскую грамоту знает, в книжной премудрости поднаторел — людей удивляет. О многом таком говорит, что кроме государя Дмитрия Ивановича, никто и знать не может. Значит…

Или и впрямь ничего не значит. Самозванец! Прилепилось же к языку ихнему слово Проклятое. Чуть что — самозванец!

Вот только не пишет почему? Или на супругу грозу навести боится? Гонцы гонцами, а поверить никому до конца нельзя. Пока живем в тишине и покое. Отец радуется. Застолья устраивает. Жалуется только: брата в Костроме ни пригласить, ни навестить не может. Прижился. Похоже, в родные места не торопится. Что там — одни долги да растраты по экономиям королевским. Сам признался.

А этот, в Стародубе, будто бы добрался туда под именем московского боярина. Нагим назвался. А почему бы и нет? Почему материнским именем не прикрыться, коли нужда такая, нельзя?

Везде твердил: жив Дмитрий Иванович. Жив и вскорости престол отеческий снова займет. При нем подьячий какой-то. Алексей Рукин, называли.

Схватили обоих. Пытали… Государя пытали…

На пытке и признался в собственном имени. Отпираться перестал: он и есть государь Дмитрий Иванович.

Стародубцы, сказывают, тут же государя освободили, почестями всяческими окружать стали. Отряд вокруг государя образовался. Тут тебе и стародубцы, тут тебе и наши, поляки. Атаманы Заруцкий и Меховицкий. Народу много. Города один за другим стали брать. Вот для памяти себе записала — жолнежи толковали: Козельск, Карачев, Брянск. Никто против них и обороняться не стал. Теперь уж, верно, недолго ждать. Совсем недолго.

— Гонец! Гонец от брата твоего, Марыню! Примешь ли? Новостей множество! Провизии доставил, вина ящик. Поторопись, цуречко, ему охота немедля в обратный путь пуститься. Время, говорит, тревожное а тут с купцами можно…

— Ясновельможный отец не поинтересовался: вместно ли царице принимать какого-то посланца. Ясновельможный отец может передать мне его новости, а там будет видно— нужно ли его принимать.

— Боже праведный! Что за дворские обычаи! Ты забываешь, дочь моя, мы всего лишь пленники и не можем…

— Пленники, считает ясновельможный отец? Чьи пленники? Самозваного царя? Боярина, против которого бунтует все мое государство? Вы забываете об уважении к самому себе, отец!

— Но твой брат нуждается в деньгах. Очень нуждается, и есть возможность ему сейчас их переслать.

— Опять деньги! У меня их нет. Брат получает содержание, как и мы все. Почему я должна отказывать в самых незначительных удобствах собственному двору, чтобы улучшить обстоятельства жизни брата и его нескончаемых приятелей?

— Но к кому же еще ему обращаться, Марыню? Ты несправедлива, цуречко. И разве этот, как ты его называешь, самозваный царь не обязан содержать нас?

— Но это я, я — царица Московская, не собираюсь пользоваться его милостями. Если бы брат думал о том, как вернуться в Москву, как вернуть престол!

— И ради своих фантазий и амбиций ты готова подвергать опасности жизнь родных!

— Но ясновельможный отец не говорил таких слов, когда отправлял дочь в неведомую Московию, когда раз за разом получал дорогие подарки и торопил ее, чтобы получать все новые и новые сокровища, доставшиеся, в конце концов, королю Зигмунту. Тому самому Зигмунту, перед которым отец заставлял унижаться только что обрученную с московским монархом дочь. Тому самому последышу Ягеллонов, который в трудную минуту и не подумал прийти ей на помощь.

— Ты полна горечи, дочь моя, и не всегда справедливо судишь о решениях отца. Я думал о твоем будущее.

— Вот оно мое будущее, о котором ясновельможный отец так беспокоился и которое свелось к выклянчиванию денег у какого-то ничтожного человечишки, повинного во всех неудачах моего супруга и моих собственных. Вам не стыдно, отец? Вам не стыдно?

— Марыню, это все результат твоего постоянного одиночества. Ты молишься, и это хорошо, но нельзя забывать…

— Я приняла решение. Мне не нужен ваш гонец. Можете поступать с ним как хотите.

— А деньги…

— Денег у меня нет.

— Но так не можно, Марыню. Я уже обещал…

— Как тогда в Москве, перед нашим венчанием?

— Да уж, как неловко поступил мой покойный зять, упокой, Господи, его душу…

— Не смейте так говорить о государе! Не смейте служить по нему панихиды! Вы один постоянно настаиваете на его кончине. Только вы! И это на руку московскому боярину!

— Но у меня нет оснований думать иначе, дочь моя. Его страшная кончина…

— Вы видели эту кончину? Вы были около государя? Вы посетили место издевательств над телом на Торгу? Нет?

— Но другие…

— Кто другие? Враги вашей дочери?

— Все люди, Марыню.

— Тогда почему же все люди, на которых вы изволите ссылаться, восстают по всей стране именем государя, ради государя? Они не требуют денег на застолья — они сражаются, подвергают свою жизнь ежечасной опасности. Вы знаете, сколько городов отказалось от власти Василия Шуйского и сколько собирается отказаться? А Болотников? Вы слышали это имя — Иван Болотников?

— Это шляхтич?

— Шляхтич? Это человек, который увиделся с государем в литовских землях и теперь поднял народное войско, чтобы защитить царя Дмитрия Ивановича.

— Когда увиделся? Ты бредишь, Марыню?

— Я брежу? Я?

— Но где этот человек мог видеться с государем? Когда?