Царствование императора Николая II - Сергей Ольденбург Страница 72

«Вчера подписал, перекрестясь, диспозицию для перехода в наступление», – отметил 16 сентября в своем дневнике командующий маньчжурской армией. 19 сентября был издан приказ по армии. «Настало желанное и давно ожидаемое время идти вперед навстречу врагу. Пришло для нас время заставить японцев повиноваться нашей воле», – говорилось в нем.

В столичных газетах этот приказ появился только 27 сентября, когда наступление фактически началось. Он вызвал общее волнение и ожидание.

Русская армия прошла обратно от Мукдена верст двадцать – тридцать к югу; японцы предприняли встречное наступление. 26 сентября завязался упорный бой на фронте в несколько десятков верст. Он длился целых девять дней, и перед ним, как писали газеты, «бледнели Тюренчен, Вафангоу, Ляоян». Позиции переходили из рук в руки; орудия терялись и отбивались. Но ни прорвать японский фронт, ни обойти его с фланга не удалось. На небольшом русском тактическом успехе – занятии «сопки с деревом», прозванной Путиловской сопкой по взявшему ее генералу, с захватом 14 японских орудий, – кровавая борьба затихла 5 октября.

Начались осенние ливни. Армии застыли на своих позициях. Русские потери были огромны: 42 000 убитых и раненых. Японцы потеряли вдвое меньше – около 20 000.

Битва на Шахэ показала, что между силами сторон установилось некоторое равновесие; это не было поражение – противники как бы разделили между собою поле битвы. Но наступление, так торжественно возвещенное, оборвалось на первых шагах. Тем не менее эта битва укрепила положение А. Н. Куропаткина и заставила умолкнуть тех, кто требовал похода на выручку Порт-Артура. 10 октября государь назначил Куропаткина главнокомандующим и отозвал в Санкт-Петербург наместника, адмирала Е. С. Алексеева. «Много внутренней борьбы понадобилось, чтобы я пришел к этому решению», – отмечает государь. Адмирал Алексеев был ярким представителем русской активной политики на Дальнем Востоке и часто оказывался более прав в своих предвидениях, нежели А. Н. Куропаткин. Но он не имел престижа ни в армии, ни в стране. Вопрос о единстве командования разрешился в пользу бывшего военного министра; его же государь запросил, кого назначить командующими 1-й и 3-й Маньчжурскими армиями; А. Н. Куропаткин указал генералов Линевича и Каульбарса.

На фронте настало долгое затишье.

* * *

Политика снова вступила в свои права: Союз освобождения, через свое земское крыло, начал подготовлять выступление с открытыми конституционными требованиями; нужна была только основа, вокруг которой могли объединяться разрозненные усилия.

Идея готовящегося земского совещания дошла до сведения нового министра внутренних дел, и он отнесся к ней вполне благожелательно. Ожидали, что съезд будет разрешен. Политика доверия сначала не вызывала возражений; только тверской губернатор князь Алексей Ширинский-Шихматов подал в отставку, объяснив государю, что делает это из-за несогласия с новым курсом.

В печати между тем все сильнее разгоралась кампания против власти под флагом критики ведения войны. Недооценка противника и переоценка русских сил побуждала многих вполне добросовестно – не скорбеть, а негодовать по поводу того, что война не принесла до сих пор успехов. Забывая, что Полтава была только через пять лет после Нарвы; забывая, что Англия так недавно была вынуждена воевать три года, чтобы одолеть несколько десятков тысяч буров, не имевших даже артиллерии; не учитывая тот факт, что Россия продолжала держать свои главные силы на европейской границе, – русский обыватель искренне возмущался: как это за восемь месяцев мы не справились с «какой-то» Японией?

И этим настроением наивных и неосведомленных умело пользовались враги власти, преувеличивая недочеты, тенденциозно извращая факты. Как это за восемь месяцев не могли снарядить второй эскадры? Как не построили второй колеи Сибирской дороги? – лицемерно возмущался в «Праве» заведомый противник войны А. Пешехонов, едва ли не знавший, что броненосца нельзя закончить «вдруг», что вторую колею на дороге, протянувшейся на 8000 верст, нельзя построить быстро, когда та же дорога день и ночь занята воинскими поездами…

С 30 сентября по 9 октября происходили в Париже совещания оппозиционных и революционных партий Российского государства. Это была первая организованная встреча так называемых «конституционалистов» с открыто революционными партиями. В ней участвовали: Союз освобождения, представленный В. Я. Богучарским, князем Петром Долгоруковым, П. Н. Милюковым и П. Б. Струве; польские националисты во главе с Романом Дмовским; польские и латышские социалисты, армянские и грузинские социалисты-федералисты, социалисты-революционеры (В. М. Чернов, Натансон и «Иван Николаевич», то есть Азеф) и, наконец, финны-активисты во главе с Конни Циллиакусом, главным инициатором этой встречи противников русской власти. Из левых партий отсутствовали только социал-демократы (как большевики, так и меньшевики), занятые в то время своими внутренними раздорами.

На конференции были вынесены резолюции об «уничтожении самодержавия» и о его замене «свободным демократическим строем на основе всеобщей подачи голосов», а также о «праве национального самоопределения» народностей, населяющих Россию. Революционные партии еще заседали затем отдельно, без «конституционалистов», и вынесли решения определенно пораженческого характера, а также высказались в пользу широкого применения террора. (По словам П. Н. Милюкова, «оппозиционные» участники парижского совещания в то время ничего не знали о его революционном продолжении). ^[62]

2-я эскадра вышла в путь 28 сентября, когда шел бой на Шахэ. В ней числилось 7 броненосцев, 2 бронированных крейсера и 6 легких и 9 новейших миноносцев. Количественно она была почти не слабее порт-артурской; но качество четырех новых броненосцев было ниже, например «Цесаревича» и «Ретвизана», а два броненосца и два крейсера ^[63] были старее порт-артурских. Ее командующий, адмирал З. П. Рожественский, сам мало верил в силы своей эскадры. Конечно, в момент ее выхода в Порт-Артуре еще стояли пять броненосцев, «Баян» и «Паллада»; но путь до Порт-Артура был еще далекий. Снабжение эскадры углем в течение всего ее плавания было хорошо обеспечено соглашением с германской пароходной компанией «Гамбург – Америка».

Проходя в ночь с 8 на 9 октября Северное море, эскадра пересекла флотилию английских рыбаков. Командирам некоторых судов показалось, что их атакуют. До сих пор не установлено с полной достоверностью, находились ли там японские миноносцы или подводные лодки; скорее это была ошибка. Как бы то ни было, эскадра открыла огонь по рыбачьей флотилии и быстрым ходом направилась дальше; она уже миновала Ла-Манш, когда английские рыбаки вернулись в свой порт – Гулль – и вся английская печать подняла негодующий крик против «нападения на мирных граждан».