Чингисхан - Джон Мэн Страница 72

На собрании, где решалось, кто из двух внуков Хубилая станет преемником, Камала или Темур (поскольку Чэньчин, официально объявленный наследником сын Хубилая, умер за десять лет до этого). Начались споры. Одна из жен Хубилая предложила такое решение: Хубилай говорил, что пусть станет править тот, кто лучше знает высказывания Чингиса. Согласились, что нужно устроить соревнование. Темур был младше, у него был хорошо подвешен язык, он хорошо декламировал, и Темур прекрасно выполнил задание, а Камала был заикой и не шел ни в какое сравнение с ним. Все закричали: «Темур знает лучше!.. Он, именно он достоин короны и трона!» Посему и порешили.

Потерпевшего поражение Камала (1267–1302) щедро вознаградили, ему передали под команду ордосы Чингиса, его дворцы-юрты, другими словами, его собственные владения. Рашид пишет, что эти владения включали «великий Хориг (Запретную ограду) Чингисхана, которую они называли Бурхан Халдун и где все еще находятся великие ордосы Чингисхана. Эти последние охраняет Камала. Всего есть девять ордосов ^[13] — четыре больших и пять других, и никого туда не пускают. Там сделаны их (семьи) портреты и постоянно жгут благовония. Камала также построил там для себя храм».

В какой-то момент, возможно после беспорядков, последовавших за крушением Юаньской династии, центр поклонения переместился на юг. Может быть, здесь всегда был двойной центр, с отдельным храмом в Шанду, летней резиденции Хубилая. А может быть, хранители памяти Чингиса постоянно перемещались между этими двумя местами, а может быть, и другими, возя с собой юрты и реликвии. Во всяком случае, главной святыней стало не какое-то одно место, а сами юрты.

Эти юрты формой отличались от обычных гээров, у них была крыша, поддерживавшаяся шестом, который высовывался сверху как небольшой шпиль — «гээр с шеей» называли такую юрту монголы. Во время богослужений главную юрту, где хранились реликвии Чингиса, покрывали желтой материей, делая ее «золотым дворцом». После крушения Юаньской династии в 1368 году юрты последовали за монголами, ушедшими из Китая обратно в степи своих предков, юрты сопровождались их хранителями. Конечно, Чингису поклонялись и в других святилищах, вроде Имперского храма предков в Бейджине, возведение которого завершилось в 1266 году, и в храме Камала на самом Бурхан Халдуне, а так же в трех других святилищах в разных местах Монгольской империи. Но Белые юрты были сердцем того, что скоро стало культом, превратившим Чингиса из героя и утраченного вождя в божество.

Тела никто не видел, сведения о могиле хранятся в тайне, святыня в виде передвижных юрт — все это говорило о том, что с самого начала дело было нечистым. Вскоре, наверное, потому, что главным центром поклонения сделались Белые юрты, и потому, что храм Камала забросили, стали рассказывать, что Чингис вовсе не на Бурхан Халдуне, что его туда вообще не привозили. Поскольку название ордосов, золотых дворцов-юрт, перенеслось на весь район к югу от Желтой реки, возникли легенды, что на самом деле его похоронили именно там, в Ордосе.

Шли годы. Белые юрты переезжали с места на место, как передвижное святилище, пересекая Гоби туда и сюда, к горам Алтая на западе, к восточным степям и к полупустыням Ордоса, пока часть из них не обосновалась на одном месте, превратившись в храмы для особых ритуалов. Это было на восточном краю Ордоса, в местности, богатой водой, прекрасными луга ми, где олени грызли зеленые листья на разбросанных тут и там деревьях. Тогда потомки тех, кого назначили хранить Белые юрты, стали придумывать истории и менять названия, пока через несколько поколений им не стало казаться, будто и в самом деле в этих местах застряла повозка с телом Чингиса, и будто Чингис именно здесь хотел быть похоронен, — будто он похороненздесь, хотя никто не знает точного места. Поверья и ритуалы стали украшаться деталями традиционных тибетских и китайских культов. Когда оставшиеся Белые юрты, теперь уже признано, в общем количестве восемь, окончательно остановились в одном месте — это произошло в пятнадцатом столетии, — это место назвали нынешним именем Эдсен Хоро, Ограда Господина.

К этому времени, как можно почерпнуть из рассказов очевидцев XIX века, каждая из юрт, весьма возможно, имела свое особое назначение. Одна была для Чингиса и его пер вой жены Буртэ, в ней стоял черный стол, служивший алтарем, ларец и различные предметы — подставка для масляной лампы, маленький горшочек с драгоценными камнями и зерном, символизирующими богатство, зеркало для наблюдения за Монголией, разноцветные ленты, означающие регионы и народы империи, древко стрелы, составленное из тринадцати частей (Чингис принадлежал к тринадцатому поколению своей семьи и стал героем в тринадцать лет). Другая юрта была для его второй жены, третья для священной белой лошади, воплощение которой выбирали каждый год и привязывали к «Золотой колоде (коновязи)» во время главной церемонии поклонения. Номер четыре, что очень странно, предназначалась для Гурбелчин, царевны, которая, по одной версии легенды, порезала Чингиса и бросилась в Желтую реку, а по другой — они любили друг друга, и она утопилась с горя. Пятая юрта отводилась для ведра с кобыльим молоком, сделанного из сандала, копии подлинного ведра, куда Чингис собирал молоко 99 божественных кобыл пред выходом в поход. Юр ты шестая, седьмая, восьмая хранили его лук, седло, золотые, серебряные вещи и драгоценные камни.

За храмом и ритуалами наблюдал и наблюдает особый клан, который называют Черными шапками. Члены клана утверждают, что происходят от 500 семей, которые после смерти Чингиса были назначены хранителями Белых юрт. Это утверждение скорее фольклор, чем история, наряду с другими, например о том, что эти семьи — потомки Чингисовых полководцев, иногда говорят — двух, иногда — девяти. Один из этих Черных шапок, Суриху, рассказывал Риху Су, автору великолепной монографии «Мавзолей Чингисхана и племя его хранителей»:

Когда Чингисхан готовился уже перейти в мир иной, наш предок, Борчу, стоял у его изголовья. Он очень печалился и рыдал: «Что будет, когда умрет Великий хан? Что будет с моими потомками?» Наконец Чингис сказал: «После моей смерти твои потомки будут жить со мной, поколение за поколением». Вот так это дело было поручено Борчу. Когда Чингисхан умер, мы, потомки Борчу, стали заниматься приношениями и охранять Мавзолей. И эти обязанности продолжаются без перерыва. Я тридцать девятое поколение семьи Борчу.

Какова бы ни была правда о Черных шапках, но они стали элитой, их освободили от налогов и военной повинности, разрешили получать деньги со всех монгольских земель, что они и делали, соединяя эмоциональный шантаж с чистосердечием, как это делали продавцы индульгенций и отпущения грехов в средневековом христианстве. Так продолжалось на протяжении 700 лет.

Столетиями эти функционеры, согласно закону, что бюрократические группы всегда имеют тенденцию к усложнению, делились на подгруппы и вырабатывали для каждой новой подгруппы специфические обязанности, столь же мистические и тривиальные и столь же ревностно хранимые и защищаемые, как у средневековых гильдий или профсоюзов красильщиков, с той разницей, что у хранителей Белых юрт они были древнее и намного священнее. Это были, конечно, одни мужчины, и все обязанности переходили по наследству от отца к старшему сыну. Что-либо подобное трудно себе представить. Ну, к примеру, попробуйте представить себе старую семью наследственных типографских наборщиков, которая может проследить свою генеалогию за несколько столетий и которая к тому же проникнута до мозга костей мыслью, что члены семьи занимаются этим делом только потому, что выполняют долг, возложенный на них богом-царем-предком.