История Французской революции - Франсуа Минье Страница 72

Конвент всюду оказывался победителем. Вандейцам не удалось их предприятие против Нанта, и они потеряли там много убитых, в том числе и своего главнокомандующего Катлино. Это нападение на Нант послужило концом наступательного и вначале победоносного движения восставших вандейцев. Роялисты перешли через Луару обратно, покинули Сомюр и вернулись на свои прежние позиции. Силы их были все-таки значительны, и преследовавшие их республиканцы в самой Вандее были опять разбиты. Генерал Бирон, заменивший генерала Беррюйе, продолжал войну, действуя мелкими отрядами, с большими неудачами. Ввиду его умеренности и плохой системы действий он был заменен Канкло и Россиньолем, но и они не были счастливее его. Явилось два главнокомандующих, две армии и два центра военных действий: один — в Нанте, а другой — в Сомюре. Появилась усиленная борьба влияний, ни Канкло не мог сговориться с Россиньолем, ни комиссар умеренной фракции Горы Филиппо с комиссаром Комитета общественного спасения Бурботтом. Благодаря отсутствию согласия в мерах и единства в действиях попытка вторжения в Вандею не удалась совершенно так же, как и предыдущая. Комитет общественного спасения вскоре исправил указанное неудобство, вытекавшее из отсутствия в единстве руководительства, назначив одного главнокомандующего Лешеля и начав правильную войну в Вандее. При этой новой системе ведения войны и при содействии гарнизона Майнца, силой в семнадцать тысяч втянувшихся в войну человек, который, в силу договора при капитуляции, нельзя было употребить против коалиции, но можно было направить против внутренних врагов, — дела пошли иначе. Роялисты понесли четыре поражения подряд: два при Шатильоне и два при Шоле. Лескюр, Боншан, д'Эльбе были смертельно ранены; мятежники, совершенно разбитые в Верхней Вандее и боясь быть совершенно уничтоженными в Нижней, решили в числе восьмидесяти тысяч человек покинуть свою родину. Это бегство через Бретань, которую они надеялись взбунтовать, было для них гибельно. Отраженные от Гранвилля, рассеянные в беспорядке при Мане, они были уничтожены при Савене, и только остатки этой массы эмигрантов в числе нескольких тысяч человек вернулись в Вандею. Эти непоправимые для дела роялистов потери — рассеяние войск Шаретта, смерть Ларошжакелена — сделали республиканцев господами страны.

Комитет общественного спасения, думая, что враги его разбиты, но не усмирены, и чтобы помешать вторичному их восстанию, принял ужасную меру избиения. Генерал Тюрро окружил побежденную Вандею шестнадцатью укрепленными лагерями; двенадцать летучих отрядов, под названием адских колонн, изрезали страну во всех направлениях, действуя огнем и мечом. Были обысканы все леса, разогнаны все сборища, и ужас был внесен в эту несчастную страну жестокими опустошениями.

Иностранные армии были отброшены от границ Франции. Взяв Валансьен и Конде, осадив Мобеж и Ле-Кесней, неприятель, под начальством принца Йоркского, повернул к Касселю, Гондсхооту и Фюрну. Комитет общественного спасения, недовольный Кюстином, которого он считал жирондистом, заменил его генералом Ушаром. До этого времени победоносный, неприятель был разбит при Гондсхооте и должен был отступить. В войске вследствие смелых мер, принятых Комитетом общественного спасения, началась реакция. Ушар сам был отставлен от должности. Журдан принял командование над Северной армией, одержал значительную победу при Ваттиньи над принцем Кобургским, заставил снять осаду с Мобежа и предпринял на этой границе наступление. То же произошло и на других границах. Начался бессмертный поход 1793–1794 гг. Что сделал Журдан с Северной армией, то же совершили Гош и Пишегрю с Мозельской, а Келлерман с Альпийской. Неприятель был везде отражен и задержан в своем движении. Таким образом, после 31 мая произошло то же, что было после 10 августа: между генералами и вождями Собрания утвердилось согласие, не существовавшее прежде; революционное движение, несколько приостановившееся, опять усилилось, и опять на долгое время возобновились победы. Армии, как и партии, имели свои кризисы, и кризисы эти приводили их к неудачам или к успехам, в силу тех же самых законов.

В начале войны, в 1792 г., все генералы были конституционалистами, а министры — жирондистами; Рошамбо, Лафайет, Люкнер не могли действовать заодно с Дюмурье, Серваном, Клявьером и Роланом. В армии было мало рвения, и она была разбита. После десятого августа генералы-жирондисты — Дюмурье, Кюстин, Диллон и Келлерман заменили генералов-конституционалистов. Тогда появилось единство взглядов и действий и взаимное доверие между армией и правительством. Несчастье 10 августа увеличило энергию, поставив в необходимость победить; следствием этого был план Аргонского похода, победа при Вальми, Жемаппе, вторжение в Бельгию. Борьба между горой и Жирондой, между Дюмурье и якобинцами, привела к новым несогласиям между армией и правительством и подорвала доверие в войсках, которые вследствие этого терпели внезапные и многочисленные неудачи.

Затем произошла измена Дюмурье, совершенно аналогичная бегству Лафайета. После событий 31 мая, уничтоживших партию жирондистов и укрепивших власть Комитета общественного спасения, генералы Дюмурье, Кюстин, Ушар, Диллон были заменены генералами Журданом, Гошем, Пишегрю, Моро; революционный пыл был возбужден с новой силой ужасающими мерами Комитета, и поход 1792 г. был как бы возобновлением блестящих походов Аргонского и Бельгийского, а военные планы Карно были не хуже планов Дюмурье, а может быть, и превосходили их.

В продолжение этой войны Комитет общественного спасения совершил ужасные казни. Войска ограничивались убийствами на поле брани, но не то было с революционными партиями; они, ввиду сплетения особенно тяжелых условий, опасались после победы возобновления борьбы и старались предупредить всякие новые попытки с неумолимой жестокостью. Они возвели свою безопасность на степень права и всех нападающих стали считать во время борьбы врагами и заговорщиками после нее; ввиду этого они стали убивать их как при помощи военных действий, так и применением законов. Все эти побудительные причины руководили действиями Комитета общественного спасения; это была политика мести, террора и самосохранения. Вот те правила, которым монтаньяры следовали в отношении восставших городов: „Названия города „Лион“ не должно более существовать! — сказал Барер, — вы его назовете „городом освобожденных“ и на развалинах этого позорного города вы поставите памятник, который будет свидетельствовать о преступлении и о примерном наказании врагов свободы. Всего несколько слов для этого будет достаточно: Лион восстал против свободы, и Лиона больше не существует“. Чтобы осуществить на деле эту гнусную и ужасную угрозу, Комитет послал в этот несчастный город Колло д'Эрбуа, Фуше и Кутона. Они расстреляли его жителей картечью и разрушили его здания. Тулонские мятежники испытали подобную же судьбу от членов Конвента Барраса и Фрерона. В Кане, Марселе и Бордо казни были менее многочисленны и менее жестоки, так как они распределялись сообразно важности восстания, а мятежники этих городов не вели переговоров с иностранцами.

В центре государства диктаторское правительство уничтожило все наиболее благородное, все партии, с которыми оно было во вражде. Казни, совершенные им, были столько же последовательными, сколько и жестокими. Осуждение Марии-Антуанетты было направлено против Европы, двадцати двух — против жирондистов; мудрого Байи — против конституционалистов, и герцога Орлеанского — против членов Горы, желавших его возвышения. Несчастная вдова Людовика XVI была отправлена кровожадным Революционным трибуналом на смерть первой. Обвиняемые 2 июня последовали за ней; она погибла 16 октября, а депутаты-жирондисты 31-го. Их было двадцать один человек: Бриссо, Верньо, Жансонне, Фонфред, Дюко, Валазе, Ласурс, Силлери, Гардиан, Kappa, Дюперре, Дюпра, Фоше, Бове, Дюшатель, Менвьей, Лаказ, Буало, Легарди, Антибуль и Виже. Семьдесят три их товарища, протестовавших против их ареста, были также заключены в тюрьму, но монтаньяры не хотели заставить их разделить ту же участь. Во время судебных прений обвиняемые жирондисты выказали свое спокойное мужество. Верньо еще раз проявил свое красноречие, но совершенно втуне. Выслушав свой смертный приговор, Валазе закололся кинжалом, а Ласурс сказал судьям: „Я умираю в такую минуту, когда город потерял здравый смысл, а вы умрете, когда он опомнится“ Осужденные шли на эшафот со всем стоицизмом того времени. Они пели „Марсельезу“, применяя ее к своему положению: