Завоевание Кавказа русскими. 1720-1860 - Джон Баддели Страница 72

Тем временем после девяти месяцев непрерывных военных действий, во время которых как никогда пострадали долины Чечни, обе стороны были на грани истощения. Шамиль распустил свои мобильные отряды; русские войска отошли на зимние квартиры, и, хотя периодически возникали отдельные столкновения, год завершился довольно спокойно. Но результаты кампании не подлежали обсуждению. В целом Россия добилась успехов непосредственно на полях сражений и тем не менее потеряла завоеванные ранее позиции. В то же время Шамиль, войдя в Чечню год назад лишь с несколькими сторонниками, теперь стоял во главе вооруженного народа, а его власть распространялась на территории от границ Дагестана до Владикавказа.

План кампании 1841 года, разработанный Головиным и одобренный императором, предусматривал строительство крепости на реке Сулак напротив стратегически важного аула Чиркей, жители которого были жестоко «наказаны» за предательство ^[107].

Необходимо было укрепить защитные сооружения Шуры, выстроить новую крепость в Низовом и перестроить старую крепость в Хунзахе. Все это было необходимо сделать в Дагестане, где предполагалось расквартировать армию численностью 12 000 человек. В Чечне же должна была периодически дислоцироваться несколько меньшая по численности армия, «мечом и огнем зачищая эту землю». После окончательного покорения жителей этого района там должна была быть построена крепость у входа в Аргунскую долину. Войска Северного Кавказа предполагалось усилить 14-й пехотной дивизией, состоявшей из 16 батальонов. Император, чьи опасения по поводу Ахульго оказались небеспочвенными, дал понять, что ожидает, что средства, имеющиеся теперь в распоряжении генерала Головина, «принесут свои плоды». Однако Николаю, чья военная гордость была польщена размахом побед Паскевича в первые годы его правления, все оставшееся время было суждено в основном переживать разочарования. Действительно, был взят аул Чиркей и построена, как и было запланировано, крепость Евгеньевская, а Чечня была разорена. Но когда после восьми месяцев разрушительных боев войска опять отправились на зимние квартиры, положение Шамиля оказалось лучше, чем раньше, а опасность для России усилилась. Это было особенно ясно в случае с Дагестаном, когда стали очевидны все печальные последствия бегства Хаджи-Мурата.

Этот человек, не успев оправиться от ран после своего падения, обосновался в Целмесе, недалеко от Хунзаха. Он был назначен наибом и направил всю свою энергию и влияние на распространение мюридизма среди аварцев.

Уже в январе (1841) после многочисленных попыток вновь сделать Хаджи-Мурата своим союзником Клюгенау решил, что пора принимать против него серьезные меры. Войско, численностью почти 2000 человек, половину из которых составляла местная милиция, вышло из Хунзаха в Целмес под командованием генерала Бакунина, командующего русской гвардейской артиллерией. Он оказался на Кавказе с инспекторской поездкой и, считая, что его опыт может пригодиться экспедиционному корпусу, взял командование на себя. Пассек пошел в атаку на аул 6 февраля, были взяты все башни, кроме одной. Однако последняя держалась стойко, и в ходе последующего боя Бакунин был смертельно ранен. Местная милиция не принимала активного участия в схватке; русские потеряли почти треть своих людей. Когда к неприятелю подошло подкрепление, Пассек, на которого теперь было возложено командование, решил отойти к Хунзаху и блестяще сделал это. Отец и два брата Хаджи-Мурата были убиты, а сам он был ранен.

2 июля 1841 года Головин пришел к выводу, что «мы никогда еще не имели на Кавказе столь жестокого и опасного противника, как Шамиль. Благодаря стечению обстоятельств его власть приобрела религиозно-военный характер, такой же, благодаря которому в момент зарождения ислама Мухаммед потряс три четверти планеты. Шамиль окружил себя слепыми исполнителями своей воли, и неизбежная смерть ждет всех, кто навлечет на себя хоть малейшее подозрение в желании свергнуть его власть. Заложников убивают без всякой жалости, если семьи, из которых их взяли, вдруг изменят делу мюридизма. Правители, которых он поставил во главе общин, – просто-напросто его рабы, слепо преданные ему и наделенные властью казнить и миловать. Подавление этого ужасного деспотизма и должно стать нашей первейшей задачей» (из письма Головина Чернышеву). К концу октября положение дел в Дагестане было таково, что большая часть тех сил, с которыми Граббе должен был нанести решающий удар, была отведена на помощь Клюгенау, а потому запланированная кампания была отложена.

Граф Граббе посетил Петербург в конце 1841 года и сумел убедить императора, у которого был в фаворе, дать в его распоряжение (независимо от Головина) все войско на Северном Кавказе в добавление к тем силам, которые были у него на левом фланге. В результате уже существовавшая напряженность между двумя военачальниками переросла в яростную и долгую ссору. В начале 1842 года генерал Фезе был отправлен Головиным в Дагестан, где он взял важный аул Гергебиль (20 февраля) и вернул России большую часть Аварии и Койзубу. Однако, когда Граббе вернулся, он заменил Фезе Клюгенау, его злейшим врагом, который, по мнению Головина, ничего не мог сделать как надо.

Тем временем 21 марта Шамиль совершил набег на Кази-Кумух и сверг правящую семью вместе с представителем России и его маленькой охраной, состоявшей из казаков. Но в июне он был разбит Аргутинским-Долгоруким. Операция в Чечне была возобновлена 30 мая, когда Граббе вышел из аула Герзель с армией численностью более 10 000 человек и с 24 пушками. Генерал Головин, тогда еще главнокомандующий войсками на Кавказе, рассказывает нам, что случилось дальше:

«Граббе хотел быстро дойти до Дарго, уничтожить этот аул, затем перейти через хребет, отделяющий Чечню от Северного Дагестана, и подчинить Гумбет и Анди. Следует отметить, что он предпринял этот шаг в то время, когда уже знал, что силы Шамиля направлены против Кази-Кумуха, и когда ясно видел, что, оставив Дагестан незащищенным, а маленькую дивизию князя Долгорукова – без помощи, он подверг всю страну большой опасности.

В то же время вся огромная армия, которую он собрал, была неэффективной. С ним было много повозок и 3000 лошадей, которые должны были везти провиант и снаряды. На марше его поезд из-за трудного рельефа местности преодолел всего несколько верст, а чтобы защитить его даже неплотным кордоном солдат, понадобилось чуть ли не полколонны. С двумя батальонами, выдвинутыми в авангард, и столькими же – в арьергард, а остальными батальонами – разбитыми для образования защитных линий поезда, отряд стал чрезвычайно слабым и неэффективным. Помимо этого, колонна должна была преодолевать трудности, создаваемые не только природой, но и действиями горцев, которые быстро поняли, что у них есть хорошие шансы на успех. Ведь сейчас войско шло по густым лесам Ичкерии, а когда оно появится на открытом пространстве, они уже не смогут причинить ему вреда.

30 мая колонна прошла только 7 верст, хотя и не встретила ни одного врага. Всю эту ночь шел сильный дождь, делая дороги еще хуже и настолько задерживая движение колонны, что к вечеру 31-го, после пятнадцатичасового марша и постоянных стычек с врагом, колонна прошла только 13 верст и была вынуждена расположиться на ночь на безводной равнине.