Великий князь Николай Николаевич - Юрий Данилов Страница 72

Предложение Ллойд-Джорджа вследствие этого было немедленно передано русским министром финансов П.Л. Барком в Петроград, в адрес председателя Совета министров И.Л. Горемыкина.

Однако оно не встретило сочувствия великого князя Николая Николаевича. Последний находил, что состоявшееся в Париже совещание являлось некомпетентным для решения стратегических вопросов. При дальности расстояний и трудности сообщений войска союзников, отправленные на Балканский полуостров, могли бы там в случае всегда возможной военной неудачи оказаться в весьма тяжелом положении и только уронить авторитет держав Согласия, что было бы для них особенно опасно именно на Балканском полуострове. Лишь в целях некоторого нравственного содействия сербам и из-за нежелания нарушить согласие среди союзников русский Верховный главнокомандующий изъявил согласие на отправку в состав сербский армии одного казачьего полка, который вследствие дальнейших настояний союзников великий князь согласился еще усилить бригадой пехоты.

«По поводу ответа нашего Верховного главнокомандующего, – сообщал А.П. Извольский телеграммой от 11 февраля С.Д. Сазонову, – что он может уделить для операции лишь один казачий полк, в Лондоне было высказано предположение, что посылке более крупного отряда препятствует, видимо, недостаток в предметах вооружения, что может быть восполнено Англией и Францией… Китченер убежден, – заключал русский посол в Париже, – что появление русских войск на Балканах тотчас увлечет болгар и окажет влияние на Румынию».

«Делькассе, – телеграфировал из Парижа дополнительно А.П. Извольский 15 февраля, – очень доволен полученным из Петрограда известием, что Верховный главнокомандующий сможет послать на Балканы пехотную бригаду и один казачий полк. В Лондоне ему удалось убедить Китченера послать дивизию сверх четырех, обещанных Франции. Отсюда также пошлют дивизию с горной артиллерией. Таким образом, Делькассе считает, что вопрос о посылке войск на Балканы решен окончательно».

Однако затянувшаяся операция у Дарданелл и отсутствие достаточного количества войск не только для посылки на сербский фронт, но и для сухопутного десанта на Галлиполийском полуострове отодвинули эту новую отправку войск на Балканы на задний план, и на сей раз она не состоялась вовсе.

Явные стремления англичан захватывать новые районы действий, по-видимому, проистекали из существовавшего у них убеждения, что главный англо-французский фронт (во Франции) уже насыщен вооруженными силами в достаточной степени и что поэтому дальнейшая подача английских войск на материк бесцельна. С этим мнением я встретился в личной беседе с английскими офицерами, прибывшими в Ставку в начале 1915 г. в свите генерала Педжета. Офицеры эти интересовались моей оценкой различных операционных направлений в пределах Балканского полуострова, и я указывал им, что в случае активного привлечения на сторону держав Согласия Италии приобретали бы особое значение действия англичан со стороны далматинского побережья, в промежутке между итальянской и сербской армиями, в целях, во-первых, согласования наступления обеих названных армий и, во-вторых, направления общих усилий против Австро-Венгерской монархии, уже сильно поколебленной русскими победами над ней.

В конце мая неожиданно вновь оживила балканские переговоры новая позиция болгарского посланника в Париже Станчева.

«В это время, – говорил Станчев в беседе с А.П. Извольским, – когда до сих пор мне никогда не разрешалось говорить с французами о возможности выступления на их стороне Болгарии, ныне я получил предписание ознакомить Делькассе, неофициальным, правда, образом, с условиями, на которых Болгария готова тотчас присоединиться к союзникам. Условия эти: Македония, включая спорную полосу; Кавалла, Драма и Серее; возвращение Добруджи и линия Энос – Мидия».

Что могло послужить такой резкой перемене в политике болгарского правительства Радославова? Дошел ли до последнего слух о предполагавшейся посылке на Балканы союзных войск? Произвело ли соответственное впечатление сведение о предстоявшем присоединении Италии к державам Согласия или действовало соображение о вероятной уступчивости этих держав ввиду неблагоприятно складывавшейся обстановки русских на Галичском фронте и англо-французов в Галлиполи? О тех или иных причинах можно было строить только догадки. Возможно, впрочем, еще одно предположение о недостаточной искренности заявления болгарского посланника в Париже, имевшего только целью пустить пробный шар для выяснения максимума возможных обещаний со стороны держав Согласия. По мнению бывшего русского посланника в Софии Савинского, упоминание о спорной зоне было во всяком случае лишь средством запроса.

Получив известие о неожиданных шагах Станчева, С.Д. Сазонов немедленно телеграфировал в Ниш о том, что по условиям общей обстановки является необходимым привлечь на сторону держав Согласия Болгарию, которой вследствие сего надлежит обещать особенные выгоды при заключении мира. Ввиду жертв, принесенных на пользу Сербии, державы Согласия ожидают от Сербии представления им определения условий привлечения Болгарии к совместным действиям. Вместе с тем русский посланник был уполномочен объявить Пашичу с целью облегчения положения последнего о твердом решении держав Согласия взять в свои руки вопрос о болгаро-сербских отношениях. Жертва, падающая на долю Сербии, должна была заключаться в уступке в пользу Болгарии после войны территории в пределах македонских земель до линии Эгри – Паланка – Охрида, признававшейся в 1912 г. принципиально допустимой с точки зрения сербских прав и интересов. Эту уступку имелось в виду обусловить немедленным вступлением Болгарии в войну и приобретением Сербией при заключении мира новых обширных территорий, равно как выхода в Адриатическое море.

Параллельно с этим державами Согласия задумано было общее выступление в Софии, в котором должна была принять участие и недавно присоединившаяся к Согласию Италия. Четыре державы приглашали Болгарию выступить против Турции, обещая ей за это македонскую границу в пределах договора 1912 г. и Фракию до линии Энос – Мидия. Кроме того, державы Согласия готовы были дать обязательства приложить все старания к получению Болгарией Каваллы от Греции и содействовать софийскому правительству в переговорах, которые Болгария и Румыния пожелали бы вести по вопросу о Добрудже. Таким образом, Болгарии предлагались, за исключением «спорной» полосы Македонии, почти все те компенсации, о которых упоминал Станчев в своих парижских беседах.

30 мая намеченное выступление четырех посланников состоялось. По словам русского посланника в Софии Савинского, первое впечатление Радославова было таково, будто он удивлен сделанным ему заявлением. Затем глава болгарского правительства выразил, что обращение четырех великих держав представляется для Болгарии большой честью. Обратив наконец особое внимание на уступку Болгарии Монастыря (Битоли), Радославов отметил, что владение Каваллой без Драмы и Сереса невозможно.

«Если бы решение зависело от меня лично, – заключил свою беседу первый министр Болгарии, – то я сейчас дал бы утвердительный ответ».

Однако официальный ответ Болгарии последовал только 15 июня. Указав на ряд неясностей в заявлении держав, болгарское правительство заявляло, что до выяснения последних оно не может дать окончательный ответ.