Россия в 1917-2000 гг. Книга для всех, интересующихся отечественной историей - Сергей Яров Страница 72

«Промышленное» реформаторство было еще более куцым, чем «аграрное». Опасаясь возможных волнений, власти отменили в середине 1950-х гг. ряд антирабочих мер, в частности, прикрепление рабочих к предприятиям и жесткие наказания за опоздания на работу. Они повысили минимальный уровень заработной платы и сократили продолжительность рабочей недели до 48 часов. Было отменено обязательное размещение государственных займов среди населения, хотя выплата по облигациям (ценным бумагам, удостоверявшим участие в займе) откладывалась на 20 лет.

Промышленные реформы второй половины 1950-х гг. были попыткой «приспособить экономику к социальным нуждам». Но ставшее знаменитым введение совнархозов в 1957–1958 гг. диктовалось не только этим. Оно отразило и тот антибюрократический настрой, который был присущ всем советским реформаторам, начиная с Ленина. Изъяны советской экономики, как правило, связывались ими зачастую лишь с нерасторопностью и косностью чиновников, «оторвавшихся от народа». Совнархозами намеревались начать очередную фазу борьбы с бюрократом — переводя его из московского кабинета в провинциальный, приобщая его к «гуще народных масс» и вообще убирая «лишние» звенья управления и «лишних» людей в них.

Введению совнархозов предшествовали два промежуточных шага, не отличавшихся широтой. Это, во-первых, осторожные попытки перевести в 1953–1954 гг. предприятия на самофинансирование и уменьшить предоставляемую им государственную помощь и, во-вторых, — расширение в середине 1950-х гг. хозяйственных прав правительств союзных республик.

Переход к новой системе управления промышленностью осуществлялся до 1 июля 1957 г. на основании закона, принятого Верховным Советом СССР в мае этого же года. Перестройка коснулась почти всей промышленности, за исключением ряда ее отраслей, в частности военной. Суть реформы состояла в том, что отвергался отраслевой принцип руководства промышленностью через министерства и одобрялся другой — территориальный через совнархозы. Теперь любое предприятие, будь оно текстильным или химическим, подчинялось не «своему» главку в Москве, а местному Совету народного хозяйства.

В этой реформе, разумеется, была своя логика. Она создавала некую иллюзию рыночного «отбора»: на местах люди сами должны были решать, какие изделия им нужно выпускать, а какие — нет. На деле же эта местная инициатива была обставлена таким количеством оговорок, что зачастую выглядела лишь формальной. Можно было в течение нескольких недель устранить бюрократические промышленные ведомства. Но последние только отражали, но не определяли бюрократическую конструкцию экономики. Централизованную, «командную» экономику никто и не собирался менять. И совнархозы в одночасье переняли у бывших министерств те же административные приемы, которые ни на йоту не дали почувствовать предприятиям, что наступили новые времена. Примечательно и другое. Опасаясь, как бы весь этот эксперимент не окончился анархией и «местничеством», творцы реформы особо оговорили в уже упомянутом майском законе 1957 г. необходимость усиления государственного планирования.

Обычно с этой реформой связывают хаотичность и неразбериху в промышленном управлении, но такое мнение надо признать преувеличенным. Новый управленческий аппарат в значительной мере был слепком с прежних экономических структур и копировал их поведение. Проблема была в другом. Реформа являлась откровенно половинчатой — и по тому, что было задумано, и по тому, что было исполнено. «Наладка» непривычного экономического механизма была неизбежна, но проводилась она, как правило, одним приемом — возвращением к старому порядку. Хрупкое и пока еще ломающееся новое заменяли не более прочным новым, а окостеневшим старым.