Метрополис. Город как величайшее достижение цивилизации - Бен Уилсон Страница 72

* * *

«Пойдем быстренько в кафе, чтобы я могла зафиксировать мои впечатления, пока они свежие», – так сказала американская художница Дженис Бяла своему любовнику Форду Мэдоксу Форду в 1935 году, после того как она увидела особенно впечатляющий пейзаж в Лондоне и захотела немедленно зарисовать его. Когда Форд ответил, что в Лондоне нет кафе, она пришла в ужас: «Но если в Лондоне нет кафе для художников, то как в этом городе ожидают получить картины?.. Или письма? Или цивилизацию? Вообще что угодно?» ^[252].

В то время как аристократы Италии, Германии, Испании и Франции (и американские «утонченные люди») наслаждались оживленными кафе на тротуарах собственных городов, Лондон – некогда открывший врата, через которые в Западную Европу явился урбанистический феномен кофеен, – не мог похвастаться ничем подобным. Что же произошло? ^[253]

Изменения начались очень давно. Например, Шоколадный дом Уайта стал эксклюзивным Клубом Уайта в 1736-м. Кофейня Джонатана в Сити, где любой мог стать торговцем акциями, всего лишь купив чашку кофе, стала неудобной для брокеров-профи. В 1761-м они платили собственнику 1500 фунтов в год, чтобы иметь право на эксклюзивное использование кофейни три часа каждый день. После судебного процесса лорд главный судья установил, что кофейня – свободный и открытый рынок, и выступил против брокеров. В ответ они построили заведение для себя, «кофе-и-бизнес» в одном флаконе, «Новый Джонатан» на Свитингс-Элли. Вскоре его переименовали в Лондонскую фондовую биржу, вход куда был дозволен только тем, кто платил шесть пенсов в день. В 1801-м все, кроме членов клуба, покупавших годовую подписку, были исключены ^[254]. Параллельно завсегдатаи кофейни Ллойда сначала переехали в собственное заведение, а потом, в 1773-м, заняли верхний этаж Королевской биржи.

Неформальная атмосфера кофейни сдалась перед куда жестче управляемыми и регулируемыми финансовыми рынками. Но кое-какие следы старого времени остались. Пусть даже и размещенная в башне из нержавеющей стали Ричарда Роджерса, лондонская контора «Ллойд», крупнейший страховщик мира, продолжает иногда вести бизнес лицом к лицу, родившийся в те времена, когда страховой полис выписывали в суматохе кофейни. Клерки по-прежнему восседают на высоких стульях и носят архаичные фраки.

Бизнес и торговля переехали из общественных пространств в специально отведенные места, куда доступ остался только для избранных, в конторы и позже – офисы. И во многих других направлениях компанейское общение, свойственное XVIII веку, уступило место более эксклюзивным формам общения. Как заметил наблюдательный Генри Джеймс, отсутствие уличных кафе в Лондоне 1880-х было ярким признаком общества с жесткой классовой системой. Джентльмены пили кофе; но они делали это в комфортабельной, уединенной атмосфере клубов. Бедные хлебали черное пойло у ларьков, заворачивая к ним по пути на работу.

По мере того как время шло и Лондон расширялся, вмещая уже шесть миллионов жителей, тяга к просторному дому с садом вынуждала все большее число представителей среднего класса уезжать из центра. В то время как буржуазные парижане и обитатели других больших городов Европы владели апартаментами в центре, их коллеги в Лондоне были жителями пригородов. Континентальные кафе стали частью социальной жизни компактных городов. На протяжении XIX века Лондон снова перестроился, на этот раз вокруг современного транспорта. Железные дороги, конки, трамваи и метро позволили людям жить дальше от центра. Развитие пригородов помогло убить веселый город, столь привлекательный в XVIII веке, когда его можно было обойти пешком, а население не превышало миллиона.

Кончина кофейни последовала за упадком общинной жизни, за появлением тенденции к эксклюзивности в науке, бизнесе и искусстве, за сдвигом от общественной открытости к сегментации, субурбанизации и формализации. Когда кофейня исчезла, Лондон как раз занимал место не знающей конкурентов мировой силы, переживал триумф в качестве коммерческого метрополиса. У него был, если верить тому же Генри Джеймсу, «невероятно коммерческий характер». Не для этой имперской столицы, сосредоточенной на деле, постоянно осознающей классовые различия, были фривольность и дружелюбие парижских кафе. Старое время ушло.