В пасти Дракона - Александр Красницкий Страница 71

Однако вместо Елены он увидел в полутьме павильона какую-то китаянку и стоял теперь, смущённый донельзя, не зная, что ему делать.

— Что же, Вань-Цзы, разве вы не узнаете меня? — раздался здесь хорошо знакомый ему голос.

— Елена! воскликнул молодой человек и кинулся к той, которую он только что принял за свою соотечественницу.

Теперь, когда глаза его достаточно привыкли к полумраку, он в китаянке, стоявшей перед ним, действительно узнал молодую русскую.

— Вас ли я вижу, Елена! — дрожащим от волнения голосом воскликнул он. — Вы здесь, в таком наряде!

— Это я! Как я рада вас видеть! — говорила девушка в ответ. — Но садитесь же, прошу вас, вот сюда! — указала она на низкий лёгкий табурет. — Скажите, прежде всего, что отец? мать?

— Они живы и здоровы, тоскуют по вас... Они думают, что вас уже нет в живых...

Бедные, бедные мои! — со слезами воскликнула девушка. Какое ужасное горе причинила я им моим легкомысленным поступком!..

— Да, Елена, большое горе!..

— А виноваты всё-таки вы...

— Как? Чем?

— Своим непрошенным арестом...

— Но я боялся за вас и не видел иного способа удержать вас от посещения этого бала... Всем там грозила опасность.

— Вы должны были сказать мне.

— Простите, я не мог быть изменником... Это значило бы предать своих... Но что делать? Скажите мне...

— Постойте. Прежде всего... отец и мать, вы говорите, здоровы? Господи, благодарю Тебя!.. Теперь скажите, что здесь творится? Что всё это значит?

— Увы, Елена, моя Родина переживает ужасное время!

— Что это? Народное восстание?

— Теперь оно перешло в открытую войну... Европейцы добились своего... У них есть повод уничтожить Китай, и они приводят в исполнение свой план... К великому сожалению, ваши соотечественники действуют с ними заодно...

— Да... вы говорите, война... Это ужасно... Ах, боже мой, если бы вы знали, что пережила я!..

Девушка закрыла лицо руками и заплакала.

Вань-Цзы встревожился:

— Что, Елена! Что случилось с вами? Умоляю вас, скажите мне. Скажите всё. Помните, что во мне вы имеете преданнейшего друга. Вас обидели? Оскорбили?

— Нет, нет! — запротестовала Лена. — Никто мне не причинил ни малейшего зла...

— Но тогда что же?

— Ужас, страх за будущее заставил страдать меня невыносимо.

— Но расскажите, умоляю вас, скорее...

Елена отняла от лица руки и начала свой рассказ. Вань-Цзы с жадностью слушал каждое слово, забыв даже, где он и что с ним.

Когда Лена осталась после ухода Вань-Цзы одна в его павильоне, то негодование на молодого хозяина овладело всем её существом. Пока Вань-Цзы был с Еленой, его ласковость, его задушевный голос умиротворяюще действовали на неё. Мало того, она даже прониклась уверенностью, что этот её неожиданный арест вызван только крайней необходимостью, что Вань-Цзы вынужден был поступить так, а не иначе. Но едва он ушёл, ей захотелось во что бы то ни стало поступить по-своему и доказать «дикарю», что европейскую женщину нет возможности задержать силой, если только сама она того не захочет. Упорство её с минуты на минуту росло всё более. Она начала уверять себя, что именно так должна поступить, хотя бы для того, чтобы доказать преимущества белой расы над жёлтой. Она стала обдумывать способ, как бы уйти ей из «тюрьмы», какой она считала богато убранный павильон молодого китайца Явились новые соображения, поддерживавшие в ней упорство. Ночь, проведённая в доме совершенно чужого ей человека, по мнению девушки, могла запятнать её репутацию, и единственным способом снять с себя это пятно было, по её мнению, немедленное бегство. Вся дрожа от нетерпения, она принялась ощупывать стены, надеясь отыскать хоть следы двери, через которую Вань-Цзы вывел её на балкон павильона. О том, что она видела оттуда, Лена и не думала. В своей гордости она не допускала даже и мысли о том, чтобы кто-либо из китайцев осмелился напасть на неё — белую женщину. В эти мгновения она жила только одним желанием: уйти поскорее из павильона. Поиски её в конце концов увенчались успехом. Лена нашла кнопку, открывавшую потайную дверь, нажала её, и дверь, к её великой радости, открылась. С лёгким криком восторга она взбежала наверх по крутой лестнице и очутилась на балконе. Было светло — зарево всё ещё стояло над городом. При свете его Лена могла осмотреться и увидела, что желанный выход есть. С балкона спускалась лёгкая лесенка. Не долго думая, девушка ступила на первую ступеньку и скоро очутилась в саду. Теперь оставалось лишь выбраться из него, а это казалось девушке совершенно лёгким делом. Она знала, что китайцы не строят прочных, высоких оград вокруг своих жилищ, а довольствуются лёгкой! изгородью, в большинстве случаев низенькой. Отыскать изгородь было пустым делом не прошло и трёх минут, как Лена уже была на улице. Но тут вдруг словно живая волна подхватила её и понесла куда-то вперёд, не давая возможности вырваться на свободу или изменить направление.

Девушка попала в толпу, явившуюся было к тому злополучному дому, где она думала провести этот вечер. Неожиданный ливень распугал волнующуюся чернь. Все без оглядки кинулись бежать, куда попало, и теперь в своём страхе перед обычным и вполне естественным явлением беглецы не заметили даже попавшей в их массу Лены. Они сплошной толпой бежали вперёд. Вокруг девушки были только китайцы. Инстинкт самосохранения заставил Лену не противиться движению пришедших в ужас людей и следовать вместе с ними. Да и можно ли было противиться? Эти тысячи ног смяли бы её, если бы она упала, что было неизбежно при первой же попытке выбиться из толпы. Лена задыхалась, воздуха не хватало, но она бежала-бежала, сама не зная, куда, зачем...

Незаметно толпа вынесла её из пределов Маньчжурского города, и она очутилась на узких улицах китайского Пекина, всё ещё озарённого отблеском затихающего пожара. Здесь толпа стала редеть. Люди кидались в боковые улицы и переулки. Лена скоро могла уже остановиться, чтобы перевести дух. Но теперь она с ужасом поняла, что из огня ей пришлось попасть в полымя. В павильоне Вань-Цзы она всё-таки была в полной безопасности и знала, где она находится. Здесь же улицы были совершенно незнакомы ей. Спросить дорогу она не могла, не зная китайского языка. Да и прямо не смела сделать это. Теперь девушка понимала, что каждый, к кому бы она ни обратилась здесь, увидел бы в ней заклятого врага, которому её страдания и — что хуже их — позор только доставили бы удовольствие.

Положение её в самом деле было безвыходным. Обыкновенно смелая и находчивая, она положительно не знала, что теперь делать, и боязливо жалась к домам, стараясь только, чтобы её не заметили проходившие и пробегавшие мимо люди, в числе которых она явно различала и-хо-туанов по их перевязям и амулетам.

Пока шёл ливень, никто не замечал Лены, спрятавшейся в тёмном углу за выступом какой-то лавки. Но когда дождь прошёл, то первый же появившийся на улице китаец сразу заметил дрожавшую в лихорадке девушку и поспешно подошёл к ней.