Стражи Кремля. От "охранки" до 9 - го управления КГБ - Петр Дерябин Страница 71

Кандидату в сотрудники Управления, успешно преодолевшему барьеры, связанные с национальной принадлежностью, физическим состоянием, образовательным уровнем, местом проживания, социальным и политическим статусом, и степенью благонадежности, следовало, кроме того, отвечать многим политическим и социальным критериям, в том числе и неписаным. Несомненно, он должен был являться горячим сторонником строительства коммунизма, быть воспитан в духе марксизма-ленинизма, проявлять (по крайней мере внешне) надлежащую политическую активность и безграничную любовь к советскому руководству, то бишь к Сталину. Кроме того, претендент должен родиться в Советском Союзе, принадлежать к наиболее многочисленной нации, быть выходцем из рабочей или крестьянской семьи и таким образом не иметь среди своих предков представителей интеллигенции и тем более «эксплуататорских» классов, ликвидированных «Октябрьской революцией». О том, отвечает ли кандидат всем требованиям такого рода, становилось ясным из его ответов на вопросы, содержавшиеся в «анкете специального назначения». Ho это еще не все. Необходимо, чтобы его родители или близкие родственники не занимали высоких постов в партийных и государственных учреждениях и в Вооруженных Силах. Он и его родственники никогда не должны были состоять в какой-либо другой, соперничавшей в прошлом с КПСС, партии (особенно в подлинно социалистической) до революции и в первые годы Советской власти или в одной из зарубежных партий. (Отметим попутно, что предпочтение при рассмотрении кандидатур отдавалось членам коммунистической партии, комсомола и профсоюза, особенно тем из них, кто принимал активное участие в деятельности этих организаций.) Кандидат не должен был также проживать никогда, даже в детстве, за пределами Советского Союза. (Детям советских дипломатов вежливо, но решительно отказывали в приеме на работу. Советские армейские офицеры, которые служили за рубежом, могли быть взяты в ГУО, но со многими ограничениями, главным из которых было то, что они никогда не становились телохранителями никого из советского руководства.) Для кандидата считалось также недопустимым, чтобы в годы Великой Отечественной войны он находился на оккупированной немцами территории, попадал в окружение или оказывался отрезанным немецкими войсками от своих. Наконец, имелась еще одна вещь, казалось бы, мало-значимая, но в действительности тоже принимавшаяся в расчет при решении судьбы кандидата, а именно время его вступления в партию или комсомол. Данный вопрос, естественно, имел значение лишь для определенной возрастной группы. Лица, принадлежавшие к ней, должны были вступить в партию или в комсомол не позже 1943 года, поскольку кандидаты, сделавшие это потом, в лучшем случае рассматривались как «приспособленцы» и, как правило, подозревались, что в годы войны они придерживались прогерманских настроений.

Отделу кадров приходилось довольно часто иметь дело с кандидатами в сотрудники ГУО, которые становились жертвами того или иного неписаного правила, и он отлично знал, как управляться с ними. В 1949 году, например, районный комитет партии рекомендовал охранному ведомству взять на работу сына министра финансов. Но его кандидатуру конечно же отвергли. Однако отказ оформили как можно тактичней. Разузнав о характере кандидата все, что было нужно, кадровики поняли, что кандидат питает отвращение к тяжелой работе, и, воспользовавшись этим, сказали ему, что в соответствии с единственными имевшимися в то время свободными вакансиями им нужны лишь «обходчики» — милиционеры и облаченные в гражданское платье охранники, несущие службу на московских улицах. Это отпугнуло сына сановника. И Горышев, подчеркивая сей факт, сказал своим сотрудникам: «Нам не нужны маменькины сынки — отпрыски министров и генералов».

Ранее, сразу же после учреждения Управления, из-за тех же «критериев» попала в крайне тяжелое положение врач Д. После длительной и тщательно проведенной проверки ее наконец взяли на работу и в качестве дегустатора направили на дачу Сталина неподалеку от Сочи. В 1947 году, когда эту женщину взяли в ГУО, данные, которыми располагала военная контрразведка, еще не были систематизированы и изучены до конца (иначе говоря, к тому времени в центральную картотеку успели попасть далеко не все имевшиеся у спецслужб сведения о тысячах военных подразделений, расформированных после окончания войны). Поэтому только в 1948 году соответствующим органам стало известно, что подразделение, в котором служила врач Д., в 1941 году почти два месяца находилось в немецком окружении. Как только выяснилось данное обстоятельство, с ней повторно провели собеседование. Она сказала, что не упомянула об окружении потому, что рассматривала его лишь как один из эпизодов, которых немало случилось во время ее службы в Красной Армии. При этом врач Д. подчеркнула, что в плену она не была. Но это не помогло. По обвинению в сокрытии фактов ее уволили из Управления и посоветовали перебраться на постоянное место жительства куда-нибудь в Сибирь или Казахстан, а затем исключили из партии. Кадровик, одобривший кандидатуру врача Д., получил строгий выговор и был переведен на менее ответственный пост в органах государственной безопасности.

Другой случай, свидетельствовавший о том, что документы военного времени Далеко не сразу были приведены в порядок, связан с резервистом капитаном Б., который желал устроиться в Управление в качестве инструктора по физической подготовке. Во время рассмотрения его кандидатуры обнаружилось вдруг, что в годы Великой Отечественной войны он был приговорен к восьмилетнему тюремному заключению за дезертирство. И это все, о чем говорилось в бумагах, которыми располагали кадровики. Между тем тюремное заключение было заменено службой в штрафном батальоне в течение трех месяцев. А позже, ввиду проявленного им мужества на поле боя и отмеченных боевыми наградами ратных подвигов, совершенных этим человеком во время его пребывания в дисциплинарных подразделениях, с него сняли судимость. Впоследствии он вступил в партию и до того, как обратился в Управление, работал физруком в одном из московских вузов. Капитана Б. уже оформляли в штат ГУО, но, как только стало известно о его дезертирстве, ему было отказано. И это — несмотря на многочисленные боевые заслуги капитана.

Случаи с врачом Д. и капитаном Б. были приведены здесь вовсе не для того, чтобы создать у читателя впечатление, будто бы чуть ли не все кандидаты в сотрудники ГУО пытались обманывать кадровиков или скрывать от них какие-то сведения. Они свидетельствуют лишь о том, что нередко причиной осложнений, возникавших у кандидатов, являлись война и связанная с ней неразбериха, невольными жертвами которой становились совершенно разные люди, даже не подозревая подчас об этом.

В подтверждение сказанного сошлюсь еще на один случай. У некоего кандидата имелось много родственников, один из которых нарушил какое-то то ли писаное, то ли неписаное правило и тем самым предрешил его судьбу, хотя сам кандидат так и не узнал о причине отказа в приеме на работу. Поскольку такие вещи происходили сплошь и рядом, кадровики, стремившиеся не только упростить свою работу, но и избежать возможных неприятностей, предпочитали иметь дело с людьми еще не женатыми и имевшими из родственников только родителей и брата или сестру. Ведь каждому понятно — чем многочисленнее родня, тем выше вероятность того, что кто-то из родственников по каким-то причинам сделает кандидатуру претендента (а у женатого человека таких шансов вдвое больше!) неприемлемой для Охраны.