Первая мировая в 211 эпизодах - Петер Энглунд Страница 71

Сегодня ночью 6-й батальон должен сменить батальон из 301-го полка, который занимает высоту 321. Батальон должен покинуть крепость в 19.15, с тем чтобы в 21.00 быть уже на месте, где дорога на Брас пересекает ущелье Пье-дю-Гравье. Отряды должны соблюдать между собой дистанцию в 50 метров.

Арно беседует с солдатами, набивающими свои мешки консервами, сухарями, орудием и боеприпасами. У всех нервы на пределе. Он пытается успокоить людей, но не патриотическими призывами — он знает, что в подобных случаях это не поможет, — а самыми простыми словами: “Мы всегда были счастливой ротой. И мы все вернемся из-под Вердена обратно”.

В сумерках они дефилируют небольшими группами из темного, безопасного чрева крепости через пустынный, притихший, разрушенный город. То и дело возле собора взрывается снаряд. Длинная цепь солдат с тяжелой поклажей пересекает реку по понтонному мосту. Эхом отдается стук их шагов. Арно смотрит на черные воды реки и думает: “Интересно, кто же из нас будет шагать по этому мосту обратно?”

Во время привала к Арно подходит человек “с дряблым, опухшим лицом и жуликоватым взглядом” и с мольбой протягивает ему какие-то бумаги. Он делает последнюю отчаянную попытку улизнуть, твердит, что он портной, что никогда прежде не бывал на передовой, что у него грыжа. Бумаги это подтверждают. Но Арно лишь шикает на него, уже расстроенный тем, что один из офицеров батальона внезапно был откомандирован в обоз.

Тем не менее ему жаль этого человека, когда тот пристыженно удаляется прочь, наклонив голову, с бумагами в руке. И Арно думает, что и он, наверное, попытался бы сделать то же самое, если бы не знаки различия на рукавах. Когда же они вскоре встречаются с отделением, возвращающимся обратно из этого пекла, — солдаты перепачканы грязью, глаза лихорадочно горят, — то он не может удержаться от зависти к их командиру, молодому лейтенанту: “Хотел бы я быть сейчас на его месте!”

Они начинают взбираться на крутой склон ущелья, ведущего к полю сражения.

Грохот артобстрела нарастает, разрозненные звуки сливаются в одно целое. Справа от них вспыхивает небо. Это рвутся снаряды над фортом Дуамон, захваченным немцами на четвертый день сражения: теперь здесь центральный пункт всех боев, и даже более того: веха, магнит, миф (для обеих сторон), символ, который, как и все остальные символы, приобрел значение, вовсе не соответствующее его военной или тактической роли, — какая-то одержимость, наперегонки создаваемая немецкой и французской пропагандой, мерило успеха, в то время как военные успехи становились все более абстрактными по природе, а неудачи все более конкретными и осязаемыми. С тех пор как в конце февраля началось это сражение, на поле боя было взорвано около двадцати миллионов снарядов.

Сумерки сгущаются, они продолжают свой путь в ночи, шагая по безлюдной дороге. Вдруг впереди — вспышка, сопровождаемая коротким резким грохотом. Все невольно отпрянули. Вот он, первый вражеский снаряд. Временами обстрел прекращается. До них доносится запах разлагающейся плоти. Арно испуган и теряет терпение. Наконец они встречают своих проводников: