Стратегия Византийской империи - Эдвард Николае Люттвак Страница 71

От Раусия [Рагуза, Дубровник] начинается архонтия захлумов. Она простирается до реки Оронтия, а у морского побережья граничит с паганами; на севере, со стороны гор, – с хорватами, а сверху – с Сербией ^[292].

Далее следуют отдельные упоминания жупанатов Канали (ныне Конавли), Тервунии (Требуния, ныне Требинье), Диоклеи (ныне Дукля) и совсем иного государственного образования: Моравии.

«Великая Моравия» появляется в трактате «Об управлении империей» (“De administrando imperio”); это подходящее название для обширной, но не вполне определённой территории, которая, возможно, включала в себя части нынешней Словакии, Австрии и Венгрии, а также Чешской республики (название нынешнего региона Моравия – лишь её отзвук, а не прямой наследник). Её первый князь, Моймир I (830–846 гг.), был соседом обширной Франции, созданной Карлом Великим, и вассалом его сына, императора Людовика Благочестивого (Louis 1е Pieux или Ludwig der Fromme, 814–840 гг.) ^[293]. Когда Моймиру наследовал его сын Ростислав (846–870 гг.), новый моравский правитель попробовал избавиться от франкского влияния – конечно, потому, что империя Карла Великого распалась, и его соседом стало теперь Восточно-Франкское королевство Людвига II Немецкого. Проводя такую политику, Ростислав направил послов к византийскому императору Михаилу III (842–867 гг.) с просьбой предоставить епископа и наставников, которые могли бы принести Евангелие славянским народам на их родном языке, заменив франкских священников, проповедовавших по-латински и стяжавших христианские души не только для Бога, но и для папы в Риме, а также для Франции.

Михаил III ответил незамедлительно, направив миссию, состоявшую из братьев, будущих святых Кирилла и Мефодия. Вместо того чтобы навязывать славянскому уху греческую литургию, как франки навязывали литургию латинскую, они создали блистательную старославянскую литургию на старомакедонском варианте славянского языка, записанную глаголицей – алфавитом, изобретённым Кириллом (кириллицы он не изобретал). Византийские миссионеры весьма преуспели в иных краях, но их зачаточная моравская православная Церковь вскоре прекратила своё существование. Людвиг II Немецкий, уже пытавшийся подчинить себе Ростислава в 855 г., стяжал больший успех в своей второй карательной экспедиции в 864 г., а спустя шесть лет Ростислав был беспощадно ослеплён (вскоре после этого он умер), и его место занял его племянник Свентоплук (Святополк, Сватоплук на современном чешском). Не случайно новый правитель предпочёл славянской литургии латиноязычное богослужение франкских священников и никак не воспрепятствовал тому, чтобы папские легаты изгнали моравских учеников св. Мефодия, подпадавших под юрисдикцию патриарха Константинопольского.

Это определило религиозную судьбу большей части Центральной Европы, причём вплоть до нынешнего дня. При Сватоплуке (870–894 гг.) Великая Моравия включала в себя часть восточной Германии с многочисленным славянским населением (в округе Коттбус в земле Бранденбург до сих пор большинство составляют сорбы, т. е. лужицкие сербы), а также славянскую западную Польшу, равно как и Богемию, Моравию и Словакию, то есть все страны, в которых впечатляющая и мелодичная славянская литургия православной Церкви естественным образом возобладала, если только не вытеснялась силой, как это случалось. Папы той эпохи, особенно Формоз (891–896 гг.), обладали исключительно богатым опытом ведения войны против Константинопольского патриархата. Их беспощадная энергия зачастую позволяла им преодолеть главное препятствие: отсутствие императора-защитника. Именно это устойчивое неравное положение придавало элемент горького негодования распрям между духовенством Рима и Константинополя в то время, когда ещё не существовало вероучительных разногласий, способных оправдать всю эту враждебность. Папа Формоз сам выступал в качестве легата к Борису I, или Богорису, правителю Болгарии (852–889 гг.), который в 867 г. просил папу Николая назначить Формоза архиепископом Болгарским; это была точно рассчитанная попытка вывести возникающую Болгарскую Церковь из юрисдикции патриарха и переподчинить её папе.

Четырьмя годами ранее, в 863 г., Борис стал первым правителем болгар, обратившимся в христианство. Король Ростислав хотел, чтобы христианство пришло к нему из отдалённого Константинополя, а не из чрезмерно могущественного Франкского королевства Людвига Немецкого, граничившего с его страной; вот и Борис предложил тому же Людвигу послать к нему в Болгарию миссионеров, чтобы способствовать его обращению, но не стал приглашать клириков из близкого, но властолюбивого Константинополя.

И Ростислав, и Борис старались не усугублять невыгоды своего стратегического положения подчинением религиозным. Но ни тот, ни другой успеха не добился. Тот же Михаил III, который позаботился направить Кирилла и Мефодия, чтобы поддержать просьбу Ростислава о канонической независимости от франкской Церкви, послал войско в Болгарию, чтобы вынудить Бориса обратиться в христианство по православному обряду, что он должным образом исполнил вместе со всей семьёй и приближёнными в своей столице Плиске в 864 г., приняв имя своего крестного отца и таким образом став для истории Борисом-Михайлом, а в документах просто Михаилом – например, надпись на более поздней его печати такова: «Михаил монах, архонт болгар» ^[294].

Два обращения Бориса I были, конечно, политическими актами, причём одно из них ему навязали силой. Но он был, несомненно, привержен христианству: когда болгары всё ещё держались старой религии и даже взбунтовались против новой веры в 865 г., Борис ответил массовым насилием, убив 52 племенных вождей («бояр») вместе с их семьями. Далее, отрекшись от престола в 889 г., чтобы уйти в монастырь и стать монахом (явное доказательство его искренней религиозности), в 893 г. Борис вышел из кельи, чтобы с помощью войска низложить и ослепить собственного сына Владимира и отдать престол своему третьему сыну, Симеону I; согласно почти современной этим событиям хронике, происходящей предположительно из области Прум, Борис сверг и искалечил Владимира, потому что тот хотел восстановить старую религию. Но лишь Симеону удалось сочетать религию с независимостью, снискав признание Византией автокефальности Болгарской Церкви, патриарха которой он мог назначать так же, как византийский император назначал патриарха Константинопольского.