Иосиф Сталин в личинах и масках человека, вождя, ученого - Борис Илизаров Страница 70

Надеялся ли Коба, как и другие знакомые ему революционеры, оказаться когда-нибудь в числе победителей самодержавия? Рассчитывал ли он дожить до победного часа и воспользоваться плодами победы? После 1905–1906 годов революционное движение резко пошло на спад. Сталину было уже около 30 лет. Чем дольше шло время, тем все меньше оставалось надежд на скорую победу революции. Спад революционного движения, сибирские ссылки, побеги, нелегальная бродячая жизнь, туберкулез, тиф и другие болезни порождали, и не у него одного, чувство усталости и раздражения. Особое раздражение вызывали мелкие бесконечные склоки, временные альянсы и новые раздоры в руководящих заграничных кругах «теоретиков». Но путь профессионального революционера уже был окончательно выбран, и как ему, наверное, тогда казалось, вся его дальнейшая судьба уже была предопределена. Что же его могло ждать, на что он мог рассчитывать в будущем, какова была перспектива?

Сталин редко кого поминал добрым словом, даже после чьей-либо смерти. Курил фимиам перед тенью Ленина, публично скорбел по убитому Кирову, тяжело переживал самоубийство Надежды Аллилуевой. Можно назвать еще два-три имени, которые Сталин лично поминал за гробом добром. Но одним из первых в этом ряду был малоизвестный молодой грузинский революционер Г. П. Телия. Они были почти ровесники. Выйдя из низов, Телия выучил русский язык и самостоятельно освоил марксистские азы. Так же как Сталин, он участвовал в пропаганде марксизма в грузинской среде. Умер Телия в мае 1907 года от туберкулеза. Его мирная смерть почему-то произвела особо большое впечатление на Кобу. Мне показалось, что в короткой судьбе соратника он вдруг увидел тогда свою скорую судьбу, и душа его затрепетала. Надгробное слово «Памяти тов. Телия» – яркое публицистическое произведение раннего Кобы. В нем он мобилизовал все то лучшее, чему его учили наставники в духовной семинарии. Даже зачин этой заметки построен «от обратного», то есть по классическим правилам надгробного слова.

«Чрезмерное восхваление умерших товарищей вошло в обычай в наших партийных кругах. Замалчивание слабых сторон и преувеличение положительных – характерная особенность нынешних некрологов. Это, конечно, неразумный обычай. Мы не хотим следовать этому обычаю. Мы хотим сказать о тов. Г. Телия только правду, мы хотим познакомить читателя с Телия, каким он был в действительности. И вот действительность говорит нам, что тов. Г. Телия как передовой рабочий и как партийный работник был до конца безупречным и неоценимым для партии человеком. Все то, что больше всего характеризует социал-демократическую партию: жажда знаний, независимость, неуклонное движение вперед, стойкость, трудолюбие, нравственная сила – все это сочеталось в лице тов. Телия. Телия воплощал в себе лучшие черты пролетариев. Это не преувеличение. Нам это покажет сейчас его краткая биография.

Тов. Телия не принадлежал к числу “ученых”. Он самоучкой одолел грамоту и стал сознательным». Далее автор кратко изложил основные вехи жизни почившего героя. Это Телия поднял однажды красное знамя над толпой демонстрантов, это за ним гналась по пятам полиция, это он организовал в Батуми подпольную типографию, его, как и Кобу, арестовывали, сажали в Кутаисскую тюрьму, и он, как и Коба, заболел в тюрьме туберкулезом. Но его беспокоило лишь одно – «праздное сидение и бездействие». Он словами Кобы вопрошал: «“Когда же я дождусь того дня, когда по-своему развернусь на просторе, снова увижу народную массу, прильну к ее груди и стану служить ей”, – вот о чем мечтал запертый в тюрьме товарищ». Телия, как и Сталин, так же успешно совершал побеги, да и вся его жизнь, описанная в некрологе, почти зеркально отражала крестный путь революционера Кобы. Телия, как и Коба, не только бежал из тюрьмы, вел подпольную жизнь профессионального революционера, но вместе с ним ездил в 1905 году на партийный съезд в Таммерфорс. И только здесь Коба сообщает читателю, что друг-то чуть ли не до конца своих дней был меньшевиком, правда, мало похожим на других представителей враждебного крыла. «В это время в партии происходил раскол, – писал Сталин. – Тов. Телия тогда примыкал к меньшевикам, но он вовсе не походил на тех “казенных” меньшевиков, которые меньшевизм считают “кораном”, себя правоверными, а большевиков – гяурами. Телия не походил и на тех “передовых” рабочих, которые считают себя “социал-демократами от рождения”… Характерным свойством Телия было именно то, что он отрицал фракционный фанатизм, всем своим существом презирал слепое подражание и до всего хотел дойти своим умом». Услужливые редакторы ИМЭЛ предложили Сталину заменить слово «гяур» (неверный, собака) на что-то более привычное и благозвучное для русского слуха, но Сталин с ними не согласился.

Мы так привыкли, что именно большевики, Ленин, Сталин, Зиновьев и другие воплощали в себе крайнюю нетерпимость, что странно и непривычно читать теперь рассуждения Кобы о вреде политического фанатизма. В заслугу соратнику-меньшевику Сталин поставил (что бы вы думали?), оказывается, то, что он с увлечением читал книги, как Мартова, так и Ленина. «Надо было видеть исхудавшего, пожелтевшего Телия, который, настойчиво корпя над книгами, с улыбкой говорил: как я вижу, решить, быть ли большевиком или меньшевиком, не так-то легко; пока не изучу эти книги, до тех пор мой меньшевизм построен на песке». И лишь после этого он заявил: «Я, товарищи, большевик; как мне кажется, тот, кто не большевик, несомненно, изменяет революционному духу марксизма». «Только теперь, – продолжал Коба, – он начал серьезную литературную деятельность. Во время своей болезни он написал: “Что нам нужно” (см. “Ахали цховреба”), “Старые и новые мертвецы” (ответ Арч. Джорджадзе), “Анархизм и социал-демократия”, “Почему нас называют бланкистами” и другие». К этой фразе добавлена сноска: «Последние две брошюры не могли быть напечатаны, так как были захвачены полицией во время обыска». Сноска принадлежит Сталину. Речь, возможно, идет об обыске в редакции газеты «Ахали цховреба», где заправлял Коба и куда Телия, может быть, передал свои работы. Удивительно, однако, то, что в то же самое время и в той же газете Коба начинает публиковать серию статей из отдельных разделов своей первой книги или брошюры под очень схожим названием, что и брошюра Телии, – «Анархизм или социализм?». Да и упоминавшаяся ранее яркая заметка «Маркс и Энгельс о восстании» была опубликована в то же самое время и в той же газете, что и первые фрагменты брошюры. А ведь эта работа не столько говорила об уроках восстания, сколько была направлена против меньшевиков, обвинявших большевиков в бланкизме. Как могло получиться, что два хорошо знающих друг друга человека, работающие в одной партийной организации и даже печатающиеся в одной газете, пишут в одно и то же время, на одни и те же темы, в том числе обширный теоретический трактат об анархизме и социал-демократии, и не боятся недоразумений? Впрочем, по словам того же Кобы, Телия в последние месяцы был уже так плох, что общался с другом при помощи переписки. Настораживает и то, что сталинская брошюра сейчас имеет две редакции, так как после закрытия газеты Коба еще два раза возобновлял ее публикацию в других изданиях. Но ни в одном из вариантов работа так и не была завершена. И совсем уж странно, что вождь уже в зрелые годы никак не мог сообразить, какая же редакция основная и в какой последовательности следует печатать отдельные статьи этой работы в собственном собрании сочинений. «Анархизм или социализм?» – первая и, по существу, единственная работа Сталина, посвященная теории диалектического и исторического материализма, которая еще несколько раз будет перерабатываться, а затем войдет в качестве теоретической главы в «Краткий курс истории ВКП(б)». Даже после Великой Отечественной войны она переиздавалась отдельной брошюрой.