Дворянские гнезда - Нина Молева Страница 70

Поленовы меньше всего думали увидеть в своих детях художников. Рисунок и живопись входили в общий круг образовывавших ребенка предметов. Поэтому в петербургском доме Поленовых появляется оканчивавший академический курс Павел Петрович Чистяков. И надо отдать должное отцу семейства – он чутко откликнулся на ходившие разговоры о необыкновенных талантах молодого педагога. Чистяков не просто сообщал своим питомцам академическую выучку – он пробуждал в каждом ему одному свойственные художнические способности, открывал глаза ученика на окружающий мир.

Лиля имела право по возрасту не участвовать в уроках брата, но непременно рисовала вместе со всеми, поражая Чистякова редкой серьезностью своего отношения к работе. И – внутренней увлеченностью. Она старалась не повторять то, что видит, но выразить собственное волнение по поводу каждого задания, каждого сюжета. Со временем в письме подруге она напишет: «Грандиозные виды природы мне не по натуре. Любоваться, восторгаться ими могу, но, передавая их, остаюсь чересчур спокойной и холодной. Не могу облюбовать их так, как иногда мелочь какую-нибудь, но родную… Это мне близко и дорого, это мне и удается».

Но все меняется. Чистяков, получив Большую золотую медаль Академии художеств, уезжает на шесть лет в пенсионерскую поездку в Италию. Василий Дмитриевич начинает заниматься в Академии художеств в год знаменитого «Бунта 13-ти» во главе с И. Н. Крамским, когда выпускники Академии отказываются писать выпускные картины по заданным программам, демонстративно выходят из родных стен без знаков отличия и соответствующих привилегий и образуют Артель художников. Артель со временем перерастет в Товарищество передвижных выставок. Вот только занятия искусством будущему знаменитому художнику приходится совмещать с занятиями на юридическом факультете Петербургского университета. Таково условие родителей, которые и представить себе не могут, чтобы сын остался без «настоящего» высшего образования. Огорчать старших, вступать с ними в спор у Поленовых не принято. И как бы ни сочувствовала Лиля брату, сказать об этом она не посмеет, как и вскоре заступиться за самое себя. Долг перед родителями превыше всего.

Пока Елена Дмитриевна продолжает заниматься рисунком и живописью, время от времени пользуясь советами брата. Но летние месяцы в Имоченцах она работает в деревенской школе и решает получить то образование, которое в то время было доступным для женщин: хотя бы диплом учительницы. Между тем в 1871 году Василий Дмитриевич одновременно заканчивает Петербургский университет со званием кандидата прав и получает Большую золотую медаль Академии художеств, дававшую право на 6-летнюю поездку пенсионером в Италию.

О занятиях Елены Дмитриевны позволяет судить письмо отца Василию Дмитриевичу: «Ты пишешь, что надо непременно знать по-английски, чтобы ехать в Лондон. Отчасти это, может быть, и правда, но далее ты говоришь, как ты сожалел, что вместо ненужной латыни или разных катехизисов, богослужений, чтений псалмов и т. п. бесполезностей не выучили тебя по-английски. Это я нахожу совершенно ошибочным. Мы имели в виду дать вам и дали такое образование, каким не всякий твоего круга может похвалиться… Что же касается до английского языка, то я не понимаю, что помешало тебе выучиться ему, когда ты кончил и университет, и Академию. Ведь Вера (старшая сестра) и Лиля выучились же по-английски. Если бы и ты в свое время вздумал приобрести себе знание английского языка, то мы не отказались бы помочь тебе материальными средствами».

Для сегодняшних дней кажется почти невероятным, насколько тесно связана семья Поленовых. Да, старшая дочь Вера рано выходит замуж за преподавателя Петрозаводской гимназии. Зять явно не приходится по душе всем, но все молчат, никак не покушаясь на хрупкое счастье Веры Дмитриевны. Путешествует по Европе и работает в Италии Василий Дмитриевич. Вся жизнь Поленовых встает в письмах к нему Елены Дмитриевны и родителей. Уходит из жизни первая любовь художника, 18-летняя княжна Маруся Оболенская, его горе разделяют все. «Лиля, бедненькая, – пишет отец, – так бы к тебе и полетела».

Художник ищет сюжеты для новых картин, и снова сестры деятельно участвуют в его поисках. Один из них, предложенный Еленой Дмитриевной, художница сама использует впоследствии в своей картине. «Представлена улица или площадь, как хочешь; на ней стоит шарманка, а перед ней на первом плане собачки пляшут, три или четыре, одна присела, думая, что авось хозяин не заметит, другие трудятся из последних сил, выплясывают всякую фигуру, вертятся, задевая друг друга и все косясь на хозяина. Он стоит с кнутиком, – грубое, усталое, равнодушное лицо, – а хлыстом машет и приговаривает: „Ну, вперед, вперед!“ Орган вертит мальчик, одетый фокусником, на коврике подле него на земле сидит девочка, смуглая, худое лицо, худые, как палочки, некрасивые руки сложены на коленях, она сидит по-турецки, в легком костюме, с открытой худой шеей, и видно по ее лицу… что она уже не видит, не слышит, она смотрит большими, немного тусклыми глазами, которые, видно, рассматривают с усилием публику, – эти люди, и особенно одна порядочно одетая девочка с куклой, ей гораздо интересней, она смотрит и, может быть, невольно себе представляет, как этой девочке и ее кукле дома живется, но в этой опустевшей голове все представления смутны…»

Елена Дмитриевна еще не решается писать сама. Она все время думает о недостатках своей подготовки, возобновляет занятия с вернувшимся из Италии П. П. Чистяковым. К тому же к занятиям искусством примешиваются серьезные семейные осложнения.

Отец руководил занятиями сына, тем более он хочет быть единственным наставником в жизни дочери. Между тем Елена Дмитриевна в 1875 году выдерживает в Петербурге при Педагогических курсах экзамен на звание домашней учительницы. Дмитрий Васильевич пишет сыну: «Следовало бы Лиле написать тебе, но она, как грамотная, пусть сама и напишет, отчего она не написала тебе вовремя; да притом же она лезет в педагоги, обзавелась каким-то протопопом и долбит с ним катехизис, приобрела петербургских пюферариев (уличных музыкантов-итальянцев) и малюет их акварелью и, наконец, навязала себе на шею по собственной склонности Анну, только не орден, а Голицыну, и возится с ней. Впрочем, она уже тебе написала, только, верно, не сказала ничего про свои проделки».

За раздраженным тоном отца скрывалась трагедия дочери. Анна Голицына, урожденная княжна Прозоровская, троюродная сестра Елены Дмитриевны, с которой они вместе занимаются у Чистякова. Но занятия теперь приобретают для молодой художницы особое значение: родители встали на пути ее первой и единственной любви, которой она сохранит верность до конца жизни. Никто в семье не обсуждает подробностей, да это и бесполезно, коль скоро сама Елена Дмитриевна не находит в себе сил противостоять родительской воле. И только близкий друг брата, скульптор Федор Чижов, отзовется в одном из писем: «Лиля грустит, потихоньку от своих и чужих поплакивает. Ей улыбнулась жизнь, потешила ее надеждой на глубокое чувство, кое-какие препятствия были превозможены, как тут попались на пути старые предрассудки из того времени, которое дало тебе сюжет твоей картины „Право господина“, и ни за что ни про что все здание ее надежд и мечтаний разрушилось…»

Смирилась ли Елена Дмитриевна? Внешне, да. Но внутренне она меняется до неузнаваемости. В течение русско-турецкой войны 1877–1878 годов она работает в санитарном кружке, формировавшемся при одном из военных госпиталей. «После этой зимы, – напишет Поленова, – я поняла, что для меня вернуться к прежней жизни, то есть лишить себя общественной деятельности в той или другой области, – все равно что лишить себя самой здоровой и подкрепляющей пищи. Вернувшись в Петербург, я стала искать помещение своим силам и времени. Тут как раз у меня зародилась мысль приложить мою художественную, тогда еще довольно слабую, подготовку к профессиональному образованию. Случайно узнала о существовании элементарной школы для девочек при Литейно-Таврическом кружке Общества вспомоществования бедным женщинам и обратилась туда с просьбой допустить меня преподавать там рисование и черчение. Мое предложение было принято».