Осады и штурмы Северной войны 1700–1721 гг - Борис Мегорский Страница 70

Беженцы стекались в города со всей округи еще до начала осады, поэтому имеет смысл выглянуть за стены города и посмотреть на ту опасность, от которой укрывались лифляндские, эстляндские, ижорские, финские и пр. селяне. Касаясь действий русских армий в Прибалтике, шведские и прибалтийские источники неизменно рисуют мрачную картину разорения, грабежа, массовых убийств и т. п. ^[830]. «Пока король ежедневно собирал свежие лавры в Польше, наши бедные границы в Ливонии оставались открытыми грабежам и варварству русских, которые, как только открыли себе путь взятием Нотебурга, совершали самые ужасные жестокости» ^[831]. Так писал Адлерфельд, и можно лишь уточнить, что набеги совершались задолго до взятия Орешка.

Совсем скоро после нарвского поражения, 5 декабря 1700 г., Петр повелел Шереметеву с «конницею новгородскою и черкаскою» «итить в даль, для лутчаго вреда неприятелю», при этом «ближних мест беречь (для последующаго времени)» ^[832]. Через год Шереметеву снова указано «с ратными конными и пешими людми быть в генералном походе, и итти за Свейской рубеж, розведав подлинно о неприятелских людех, для поиску и промыслу над оными непрятели и разорения жилищ их, куда воинской случай позовет» ^[833]. Из этих распоряжений видно, что, поскольку земля была ресурсной базой для войск, следовало наносить ущерб в глубине неприятельской территории, но сохранять в целости пограничные районы, которые могли пригодиться для обеспечения своей армии.

Нельзя не признать, что со временем армия Петра получила, несомненно, большие возможности (в первую очередь благодаря численности и составу конных частей) для ведения такого рода военных действий и достигла в нем несравнимо больших результатов, чем армия Карла. Вместе с тем и шведская сторона не была чужда тактики разорения, хотя и не слишком в ней преуспела. После нарвской конфузии, в декабре 1700 г., король приказал командующему в Ингерманландии генерал-майору Крониорту вторгнуться на русские пределы с целью взыскания контрибуций и разорения селений. С той же задачей Магнусу Стенбоку было приказано взять Гдов. Тогда же ижорские крестьяне совершали самостоятельные набеги через границу; хотя их действия не совпадали с планами Крониорта, сам король повелел разрешить им жечь, сколько они пожелают ^[834]. На другом направлении ливонские крестьяне в большом количестве участвовали в нападении на Печоры в феврале 1701 г. – они присоединились к шведскому военному отряду, чтобы грабить пограничную русскую территорию. Рейды шведских войск и ливонских крестьян на псковские земли продолжались всю зиму 1701 г. и позднее, ими были сожжены тысячи домов, взяты многие пленные ^[835].

Многочисленные свидетельства того, как ратные люди «жгли и разоряли без остатку» мызы, деревни и городки, содержатся в письмах Шереметева и его походном журнале. В качестве примера можно привести выдержку из отчета от 4 августа 1702 г., в котором фельдмаршал сообщал, что «посылал во все стороны пленить и жечь; и не осталось целова ничево, все раззорено и пожжено, и взяли твои государевы ратные люди в полон мужеска и женска полу и робят несколько тысяч, также и работных лошадей, а скота с 20 000 или больше, кроме того, что ели всеми полками, и чего не могли поднять, покололи и порубили; а я чаю, что вдвое больше будет» ^[836]. Петр явно одобрял образ действий Шереметева: «Борис Петрович в Лифляндах гостил изрядно доволно, и взял нарочитых 2 да малых 6 городов…; полону с 12 000 душ, кроме служивых» ^[837].

Официальная российская историография признавала жестокость методов ведения войны уже по результатам кампании 1701 г., но рассматривала их как неизбежность и находила им объяснение: «Правда, что то причиняло во оной земле довольно плача и жалоб; только надобно ведать, что калмыков и татар в узде держать не могли, а кроме того казалось, что правды воинские дозволяли делать всякие неприятства против неприятеля так непримирительного; а наипаче для того, что шведы в прошлые войны делали еще злее в русской земле» ^[838].