Константинополь. Последняя осада. 1453 - Роджер Кроули Страница 7

Византия не раз претерпевала нападения кочевников-тюрок еще задолго до того, как узнала их имя. Первыми тюрками, напавшими на поселенцев, говоривших по-гречески, следует считать, вероятно, гуннов, чьи племена волнами прокатились через христианский мир в IV веке. За ними последовали болгары, и каждая следующая волна была неостановима, точно нашествие саранчи, опустошающей землю. Византийцы считали нашествия наказанием Господним за грехи христиан. Подобно своим «родичам»-монголам, тюркские народы вели жизнь в седле меж великой землей и еще более великим небом. Они почитали и то и другое, а посредниками им служили шаманы. Их подвижные племена, кочуя без устали, пасли стада и нападали на соседей — тем они и жили. Грабеж был смыслом их существования, города — их врагами. Использование составного лука и мобильной тактики конницы давало им военное превосходство над оседлыми народами, которое арабский историк Ибн Хальдун считал главной составляющей исторического процесса. «Оседлые народы обленились и привыкли к легкой жизни, — писал он. — Они полностью уверены в собственной безопасности, находясь за стенами, которые их окружают, и укреплениями, которые их защищают. У бедуинов нет ворот и стен. Они носят оружие, не снимая его. В пути они зорко смотрят во все четыре стороны. Они забываются кратким сном… лишь когда находятся в седле. Они не оставляют без внимания ни далекий лай, ни шорох. Стойкость стала их характерной чертой, а храбрость — их сущностью». Этой теме суждено было вскоре отозваться как в христианском, так и мусульманском мире.

Регулярные потрясения в сердце Азии продолжали выбрасывать тюркские племена на запад. К IX веку они вошли в соприкосновение с мусульманским населением Ирана и Ирака. Халиф Багдадский оценил их боевые качества и включил в собственные войска как своего рода военных рабов. К концу X века ислам окончательно утвердился среди тюрок в приграничных областях, и все же они не ассимилировались, сохранив национальное своеобразие и язык. Вскоре им предстояло захватить власть над хозяевами. К середине XI века тюркская династия — сельджуки — заняла султанский трон в Багдаде, а к концу столетия мусульманским миром, от Азии до Египта, по большей части правили тюрки.

Быстрота, с которой они возвысились в мусульманском мире, при том что их нередко воспринимали враждебно, широко воспринималась как чудо, предопределенное свыше, совершенное Господом, «желающим вдохнуть в ислам новую жизнь и восстановить единство мусульман». Возвышение тюрок совпало с правлением шиитской династии в Египте, придерживавшейся неортодоксальных воззрений, так что турки-сельджуки, избранные для поддержки ортодоксальной традиции суннитов, смогли получить легитимный статус как истинные гази — воины за веру, ведущие джихад против неверных и мусульман, впавших в ересь. Воинственный дух ислама весьма соответствовал воинственному нраву тюрок; желание грабить узаконивалось благочестивым служением Аллаху. Под влиянием тюрок у мусульман возродилось рвение, присущее ранним арабским завоеваниям. Вновь в большом масштабе началась война против врагов-христиан. Хотя сам Саладин был курдом, он и его последователи повели в бой армии по преимуществу тюркские. «Хвала Господу, — писал аль-Ревенди в XIII веке, — у мусульманской веры надежная опора… На земли арабские, персидские, византийские и русские турки приходят с мечом, и страх перед ними живет глубоко в людских сердцах».

Он написал так незадолго до того, как война между христианами и мусульманами, медленно тлевшая в течение столетий на южных границах Анатолии, опять разгорелась в результате нового натиска. Сельджуков в Багдаде потревожили непокорные племена кочевников — туркмены, чье желание грабить было неуместно в сердце мусульманских земель. Они воодушевили эти драчливые племена обратить свою энергию на запад, на Византию — на царство Рум. К середине XI века хищные воители-«гази» нападали на христианскую Анатолию «во имя священной войны» столь часто, что император Константинополя оказался перед необходимостью предпринять решительные действия.

В марте 1071 года император Роман IV Диоген самолично отправился на восток, намереваясь исправить ситуацию. В августе он оказался лицом к лицу с армией — но не туркмен, а сельджуков, во главе которой стоял блистательный полководец султан Алп-Арслан, «лев и герой», — близ Манцикерта в восточной Анатолии. Произошло нечто любопытное. Султан не желал драться. Его главной целью была не война против христиан, а низложение ненавистного шиитского режима в Египте. Он предложил перемирие, от которого император отказался. В последовавшей битве мусульмане одержали решительную победу, причем решающую роль сыграла классическая тактика кочевников — засады. Византийские наемные войска дезертировали. Ромей спас себе жизнь, поцеловав землю перед султаном-завоевателем, а тот поставил ему ногу на склоненную шею — символическое зрелище триумфа и поражения. Происшедшее ознаменовало переломный момент мировой истории — и катастрофу для Константинополя.

Для византийцев битва при Манцикерте стала «Днем Ужаса» — поражением, чьи результаты напоминали по масштабам последствия землетрясения, и это видение часто преследовало их в грядущем. Итог явился ужасающим, хотя сами жители Константинополя осознали это далеко не сразу. Туркмены хлынули в Анатолию, не встречая сопротивления. Если прежде они приходили и вновь отступали, то теперь оставались, продвигаясь все дальше и дальше по анатолийской территории, напоминающей своей формой львиную голову. После жарких пустынь Ирана и Ирака высокое ровное плато пришлось по душе кочевникам из Центральной Азии с их юртами и двугорбыми верблюдами. Они принесли с собой ортодоксальную религию суннитов с ее четкой структурой, но с ними шли и более радикально настроенные последователи ислама: суфии, дервиши, бродячие «святые люди», проповедовавшие как джихад, так и мистическое почитание святых, импонировавшее христианским народам. За двадцать лет, прошедших после Манцикерта, тюрки достигли побережья Средиземного моря. В основном они не встречали сопротивления со стороны смешанного христианского населения: часть его перешла в ислам, в то время как остальные были только рады освободиться от налогов и преследований со стороны Константинополя. Мусульмане считали христиан «Народом Книги», поэтому предоставляли им защиту закона и свободу вероисповедания. Схизматические христианские секты даже приветствовали установление турецкого правления: «Памятуя о справедливости и доброте тех, кто правил ими, они предпочитали жить под их властью, — писал Михаил Сириец. — У турок отсутствуют представления о святых тайнах… и потому они не имеют привычки вникать в вопросы веры или преследовать кого бы то ни было по своему усмотрению в отличие от греков, — продолжает он, — народа злодеев и еретиков». Внутренние раздоры в Византийском государстве воодушевили тюрок. Вскоре их пригласили принять участие в гражданских войнах, дробивших Византию на части. Завоевание Малой Азии произошло с такой легкостью и встретило столь малое сопротивление, что к тому моменту, когда другая византийская армия потерпела поражение в 1176 году ^[5], возможность изгнать пришельцев была утрачена навсегда. Поражение при Манцикерте имело необратимые последствия. К 1220-м годам западные писатели уже именовали Анатолию Турцией. Византия лишилась своего источника продовольствия и живой силы навсегда. И почти в тот же самый момент Константинополь потрясла катастрофа, сравнимая по силе с описанной выше. Она пришла оттуда, откуда ее не ожидали — с христианского Запада.