Марлен Дитрих - Жан Паван Страница 7

Йонас Штернберг родился 29 мая 1894 года в Вене. Его родителей звали Моисей и Серафина. По некоторым данным, Серафина — в девичестве Зингер — в молодости выступала, как и ее родители, в цирке, она ходила по проволоке. Моисей женился на ней против воли своей семьи уже после появления на свет Джо.

«Мой отец, мужчина исключительно крепкий, часто применял ко мне силу» — так писал в своих мемуарах, изданных в 1965 году под названием, заимствованным у фильма, выпущенного на студии Томаса Эдисона в 1901 году, «Веселье в китайской прачечной», тот, кто стал Джозефом фон Штернбергом. Под таким названием он, разумеется, в шутку, подразумевал Голливуд. «Возможно, что мой отец, ослепленный яростью, не отдавал себе отчета в том, что делал. Мало кто из нас не теряет рассудка в подобные моменты. Он так колотил меня, что я начинал скулить, как собачонка. Завершив наказание, он протягивал мне руку, которой только что избивал меня, и я должен был поцеловать ее в знак глубокого уважения к традициям». Таким образом были посеяны зерна садомазохизма, но также и заложены зачатки гениальности. Вышеописанное целование руки в знак покорности и смирения унижает человеческое достоинство, но вместе с тем его можно расценить как знак настоящей благодарности за обучение уму-разуму. Но в данном случае вследствие постоянных побоев ребенок замыкался в себе, и поскольку он постоянно сталкивался с враждебной реальностью, то начал присматриваться к ней и пытался разобраться, какова же она вообще и по отношению к нему в частности. Попав в мир культуры, где всему учился самостоятельно, он на первых порах вел себя точно так же и поначалу чувствовал себя чужим, поскольку никто его туда не вводил и не вовлекал, и утверждая себя в этом мире, он старался заявить о себе как можно более мощно и творчески ярко и созидательно. Время делилось на периоды страданий и открытий, страха и уверенности в своих силах, разочарований и восторга, забвения и возрождения, благодаря чему существуют и развиваются мир и творчество. Марлен привнесла в этот мир, по меньшей мере, столько же, сколько взяла от него себе.

В свою очередь Штернберг признавался, что ему было неприятно узнать, что между грубым обращением отца с ним и его собственным талантом, вероятно, существовала связь: «Я упомянул об этих случаях, потому что они имеют отношение к соображению, высказанному мне одним специалистом, изучающим поведение людей, к которому, много позже, я обратился за психологической помощью. Поскольку он захотел выяснить, откуда у меня мои способности, я не без раздражения возразил ему, что это не имеет никакого отношения к нашей беседе, что меня это никогда не интересовало и я об этом никогда не задумывался. И тут он буквально прокричал, — это был единственный раз, когда он повысил голос, — что их заложил мой отец, избивая меня». Вероятно, травма, полученная на раннем этапе жизни, может способствовать развитию таланта, но все же наличие таланта, согласно уже высказанной ранее точке зрения, не зависит от внешних обстоятельств, и именно талант является первоосновой творческих успехов, а все травмы — это дело второстепенное.

Какими бы ни были психологические предпосылки, взгляд у этого ребенка очень рано стал чрезвычайно острым, но острота и точность восприятия еще долго не развивались из-за чувства самозащиты, которое необходимо вначале. Штернберг вспоминает, как бедным брошенным подростком бродил по Нью-Йорку (а Марлен примерно в этом же возрасте расписывала свои чувства, словно плела кружево, в тетрадках, подаренных тетей Валли), и пишет: «Довольно странно, но я без труда вижу каждую улицу, по которой шел, помещение или лавочку, в которую заходил, ни одно лицо не стерлось из памяти, а вот от многообразия моих чувств не осталось ни малейшего следа».

И несколько раньше этого, когда он жил еще в Вене и ему не было даже семи лет: «Я был предоставлен сам себе, у меня не было теплой одежды, которая согревала бы меня зимой, и мне всегда хотелось есть, за исключением тех случаев, когда нас приглашали в гости друзья семьи. Я не знаю, что происходило внутри у этого мальчика, но его внешняя оболочка перемещалась в рай для детей. Этим раем был каждый укромный уголок нашего парка развлечений, который сейчас очень сильно изменился. Впоследствии мои детские впечатления от этого парка в какой-то степени были отражены в фильме „Дело Лены Смит“».

Итак, любая мелочь, способная произвести впечатление, не ускользала от него и благодаря остроте восприятия мгновенно схватывалась и сохранялась в памяти, но в облагороженном виде на сей раз благодаря чувству самозащиты. Эмоции, чувства могут возвращаться, их можно ощущать точно так же, как и когда-то раньше. И поэтому полученная в качестве компенсации за физические наказания способность к яркому зрительному восприятию и запоминанию, а затем к восстановлению в любой момент в памяти некогда увиденного позволила ему воспроизвести в первоначальном виде чувства, эмоции и ощущения и со всей яркостью и свежестью передать их зрителю с помощью кинокамеры.

Вернемся к семье, она была очень бедная. В 1897 году Моисей уехал в Соединенные Штаты Америки попытать счастья, он оставил в Вене Серафину, которая ждала третьего ребенка, это будет девочка. Второй же их ребенок — мальчик, младший брат Джо. Когда Джо исполнилось шесть лет, его отдали в еврейскую школу, он попал в класс к «ужасному бородатому чудовищу, с пронзительным взглядом, он учил нас так, что мы боялись его больше, чем Иегову. Изучение религии было обязательным, мы научились читать и писать на иврите, языке, которому пять тысяч лет, не понимая при этом смысла ни единого слова… Школьного учителя, который все же привил нам таким образом любовь к древней культуре, звали Антшерль, но я в одном из моих фильмов („Голубой ангел“, 1936) воспроизвел его образ под другим именем».

Однако в «Голубом ангеле» Эмиль Яннингс играл роль учителя английского языка, а не иврита, и было бы очень трудно распознать в его персонаже хоть какой-то намек на иудаизм. Впрочем, в основу фильма лег роман Генриха Манна, написанный в 1905 году, в котором, если анализировать его с другой точки зрения, можно усмотреть предвидение будущих событий, что и делает Зигфрид Кракауэр в своей книге «От Калигари до Гитлера» (1947). Шумные ученики несчастного Унрата сознательно представлены как прирожденные гитлеровцы, а финальная сцена его публичного унижения в кабаре «Голубой ангел», на глазах многих жителей города, в котором, как он еще недавно считал, его очень уважают, — это «урок садизма» и «скромный вклад в серию похожих, хотя и более изобретательных издевательств нацистов над людьми в концлагерях». Штернберг цитировал мнение Кракауэра, для того чтобы потом решительно его опровергнуть. Откровенно говоря, нужны очень большое воображение и аналитическая изобретательность, чтобы уловить в творчестве Джозефа фон Штернберга какое-либо внимание к своему собственному еврейскому (иудейскому) происхождению.