Петр и Феврония. Совершенные супруги - Дмитрий Володихин Страница 7

Боярин — знатный слуга. Высший из слуг, богатейший, допущенный к делам большой политики, но всё же именно слуга. А слуге править негоже, править должен господин.

Княжеская чета возвратилась в Муром. С тех пор они правили городом и областью спокойно. Автор «Повести…» рисует портрет идеальных христианских государей, как будто составивших вдвоем одну личность: «И правили они… соблюдая все заповеди и наставления Господни безупречно, молясь беспрестанно и милостыню творя всем людям, находившимся под их властью, как чадолюбивые отец и мать».

Княжеской чете была присуща равная любовь ко всем подданным. Иными словами, они не заводили привилегированных фаворитов. Петр и Феврония чуждались жестокости, гнева и корысти. Управляли Муромской землей кротко, стремились к справедливости, не давали страстям лишить силы ясный ум. Блюдя долг перед Создателем, обильно творили милостыню, заботились о бедных, принимали странников.

Но вот пришло время дряхлости. Оба встали на краю земного срока, и врата смерти начали растворяться перед ними. Как сообщает «Повесть…», Петр и Феврония не желали оставаться на земле друг без друга: «Умолили они Бога, чтобы в одно время умереть им. И завещали, чтобы их обоих положили в одну гробницу, и велели сделать из одного камня два гроба, имеющих меж собою тонкую перегородку. В одно время приняли они монашество и облачились в иноческие одежды. И назван был в иноческом чину блаженный князь Петр Давидом, а преподобная Феврония в иноческом чину была названа Евфросинией».

Для Руси обычай одновременного пострижения супругов не являлся чем-то необычным. Так было, скажем, с родителями преподобного Сергия Радонежского. Неизвестно, порадовал ли Господь Бог Петра и Февронию потомством, но по обычаям русской древности они могли принять иночество и после того, как дети их подросли, сделавшись самостоятельными людьми.

Бывало и так, что князь при жизни отказывался от власти и уходил в монастырь из соображений благочестия. Например, в начале XII века так поступил удельный князь Луцкий Николай Давыдович.

Петр и Феврония, одновременно приняв монашество, да еще и сделав это до того, как попали на смертный одр, не совершали нравственной революции. Но они следовали традиции, которая чрезвычайно высоко задирала планку духовных требований к христианину из самых верхов общества.

Однажды инокиня Евфросиния, бывшая государыня муромская, вышивала лики святых на воздухе для соборной церкви ^[8]. Работу ее прервал посланец инока Давида. Он передал всего несколько слов: «О, сестра Евфросиния! Пришло время кончины, но жду тебя, чтобы вместе отойти к Богу». Бывшая жена дышала предчувствием смерти, но всё же попросила малую отсрочку ради завершения ее благочестивого дела: «Подожди, господин, пока дошью возду́х во святую церковь».

Явился гонец во второй раз: «Недолго могу ждать тебя». На третий раз призыв его напоминал крик: «Уже умираю и не могу больше ждать!» Женщина как раз заканчивала вышивание святого возду́ха: «Только у одного святого мантию еще не докончила, а лицо уже вышила».

Такой зов она уже не могла оставить без ответа и новой отсрочки попросить тоже не могла.

«И остановилась, — рассказывает „Повесть…“, — и воткнула иглу свою в возду́х, и замотала вокруг нее нитку, которой вышивала. И послала сказать блаженному Петру, нареченному Давидом, что умирает вместе с ним… Помолившись, отдали они оба святые свои души в руки Божии в двадцать пятый день месяца июня. После преставления их решили люди тело блаженного князя Петра похоронить в городе, у соборной церкви Пречистой Богородицы, Февронию же похоронить в загородном женском монастыре, у церкви Воздвижения честного и животворящего креста, говоря, что, так как они стали иноками, нельзя положить их в один гроб. И сделали им отдельные гробы, в которые положили тела их: тело святого Петра, нареченного Давидом, положили в его гроб и поставили до утра в городской церкви Святой Богородицы, а тело святой Февронии, нареченной Евфросинией, положили в ее гроб и поставили в загородной церкви Воздвижения честного и животворящего креста. Общий же их гроб, который они сами повелели высечь себе из одного камня, остался пустым в том же городском соборном храме… Но на другой день утром люди увидели, что отдельные гробы, в которые их положили, пусты, а святые тела их нашли в городской соборной церкви… в общем их гробе… Неразумные же люди как при жизни, так и после честного преставления Петра и Февронии пытались разлучить их: опять переложили их в отдельные гробы и снова разъединили. И снова утром оказались святые в едином гробе. И после этого уже не смели трогать их святые тела и погребли их возле городской соборной церкви… как повелели они сами — в едином гробе, который Бог даровал на просвещение и на спасение города того: припадающие с верой к раке с мощами их щедро обретают исцеление».

Не напрасно говорят, что браки заключаются на небесах. Венчаясь, муж и жена как будто протягивают нити между собой и Небом. Нормальный христианский брак рассчитан на любовь прочную, долгую, смиренную и всепрощающую. На то, что нити, соединяющие супругов и Бога, будут только крепнуть от времени. Поэтому в православном понимании развод или супружеская измена представляют собой нечто катастрофическое: со стоном рвутся нити, скрепляющие человека с тем, что намного выше его, взрываются звезды, гибнут планеты, рушится мир… Светская семья строится на желании удовлетворить телесную потребность и на функционировании статей семейного права, ну в лучшем случае, на близости интересов. Поэтому она столь непрочна. Христианская семья воздвигает между двумя людьми общую вселенную с небесным Отцом в зените. Поэтому она на порядок прочнее.

Иной раз и смерть не в силах разрушить ее.