Стальные гробы. Немецкие подводные лодки: секретные операции 1941-1945 гг - Герберт Вернер Страница 7

Далеко за полночь завыли сирены. Я уже забыл, что шла война и что «томми», случалось, преодолевали нашу противовоздушную оборону. После некоторых колебаний мы решили остаться там, где были, и не спускаться в бомбоубежище. Спорадически били зенитки, и мы слышали вой падающих авиабомб, сопровождавшийся глухими разрывами. Здание слегка вибрировало. Когда авианалет наконец прекратился, мы поняли, что вызов обстоятельствам иногда приносит сладкие плоды.

Позавтракали мы в кафе «Вена» на Курфюрстeндамм. Никаких разрушительных последствий авианалета не наблюдалось. Как всегда в тихое апрельское утро, окружающий мир выглядел мирным. Работали магазины, кафе, отели. Берлинцы смешались с военнослужащими в серой, зелёной, синей и коричневой форме, знаменитая улица казалась сценой великолепного спектакля. Через каждый час звонили колокола, как и в любое другое солнечное воскресенье до войны.

Время разлуки наступает слишком рано, особенно когда долг зовёт одного из влюблённых из уютной комнатушки. Но в тот день у меня не было особого желания задерживаться с отъездом. Хотя любовь к Марианне и согревала, я считал свою привязанность к флоту более прочной. С восходом солнца мы обменялись на вокзале прощальными поцелуями и пообещали друг другу встретиться при первой возможности. Вдоль железнодорожных путей тянулись равнины Померании. Потом вереск уступил место соснам. Перед войной путешественник должен был дважды пересекать германскую границу на пути в Кенигсберг. Он предъявлял свой паспорт при въезде из Западной Пруссии в Польшу и через несколько часов вновь делал это, когда пересекал границу Польши с Восточной Пруссией. Теперь, к несчастью для поляков, пересекать границы стало проще.

Я проехал поля наших сражений с поляками и в сумерках прибыл в Кенигсберг. Меня поразил городской вокзал. Он был освещён, как в мирное время. Уличные фонари, неоновая реклама, фасады магазинов и окна домов сияли ярким светом. Несмотря на путаные указания полицейского, я нашёл место стоянки флота, где должен был вступить на борт «У-557». Несколько подводных лодок покачивались на волнах близ гранитного пирса. На мгновение я остановился на причале, глядя на чёрные силуэты подлодок, пытаясь угадать, какая из них повезёт меня в своём чреве на битву с Англией.

В стороне от подлодок был пришвартован океанский лайнер, выкрашенный в ослепительный белый цвет и сверкающий огнями, как рождественская ёлка. Полагая, что на белом корабле находится штаб флотилии, я потащился туда по сходням с багажом и представился дежурному офицеру. Тот отослал меня к своему сослуживцу-интенданту, который нашёл для меня каюту. Там наконец я плюхнулся в мягкое кресло, усталый и голодный. Итак, я прибыл на место службы.

Было уже поздно, когда я вышел на поиски корабельной столовой. Проходя мимо бара, увидел своих бывших сокурсников по училищу Гюнтера Герлофа и Рольфа Гебеля, которые уехали из Киля на две недели раньше меня. Подойдя к ним сзади, я хлопнул их по плечам и спросил:

– Почему вы ещё не в море?

Ребята обернулись. Круглолицый Гебель ответил:

– Не тебе спрашивать, сухопутная крыса. Мы только что вернулись из длительного учебного плавания. Высокий блондин Герлоф добавил улыбаясь:

– Разве ты не видишь соль на наших губах? Она в воде не растворяется, надо спиртное. Мы долго были в море.

– Скоро и мне это предстоит, – заметил я,

– Если тебя не заставят гонять моторные лодки в порту, – иронически возразил Гебель.

– Обо мне не беспокойся. На этот раз всё в порядке. Мне приказано явиться на «У-557». Не знаете, где её найти?

– Да это, кажется, наша лодка, – сказал Герлоф, – и с командиром случится припадок, когда он узнает о том, что и ты зачислен в экипаж.

Разговорчивые приятели стали рассказывать о своём первом опыте подводного плавания. Их восхищение вооружением, командиром и командой было по-настоящему искренним и отнюдь не следствием потребления чрезмерной дозы горячительных напитков. Позабыв о голоде, я внимательно слушал их, изредка опрокидывая рюмочку спиртного. Обычно я этого себе старался не позволять. Было уже за полночь, когда я уткнулся своей хмельной головой в подушку.