Княгиня Ольга. Святая воительница - Андрей Богданов Страница 7

Начальный свод Никона был сочинением остро-политическим, причём события в Киеве описаны в нём с позиции очевидца в годы, когда автор был в столице. А в годы изгнания он писал как очевидец о случившемся в Тмутаракани. Уже приступая к рассказу "о начале Русской земли и о князьях, как и откуда были", Никон просит тех, кто внимает его летописи, извлечь из рассказанной истории правильные уроки, беречь единство Русской земли и отказаться от пагубных раздоров, не ссориться, а вместе защищать Русь от внешних врагов.

"Молю вас, стадо Христово, — призывал Никон, — с любовью преклоните уши ваши разумно: каковы были древние князья и мужи их, и как собирали Русскую землю и иные страны покоряли себе. Те ведь князья не собирали много имения, ни творимых вир, ни продаж (надуманных штрафов. — А.Б.) не возлагали на людей, но, если была правая вира, ту брали, давая дружине на оружие. А дружина их кормилась, воюя иные страны, и сражаясь, и говоря: "Братья, потрудимся за своего князя и за Русскую землю!"… Они не возлагали на своих жён золотых обручей, — продолжает обличать современные ему нравы летописец, — но ходили их жёны в серебряных; и расплодили Русскую землю".

Не то нынче, гневно писал Никон во вступлении к своему труду, когда "за ненасытность нашу навёл Бог на нас поганых, уж и скот наш, и сёла наши, и имения у них, а мы своих злых дел не оставим! Ведь пишется: "Богатство, неправедно собираемое, развеется!" И ещё: "собирает, а неведомо кому собирает это"… Братья мои возлюбленные, — призывал Никон слушателей летописи, — отречёмся от ненасытности своей!" ^[10].

Итак, летопись изначально — не сухое изложение событий, как принято считать, а нравственный урок. Всё, что пишет летописец, призвано побуждать читателя и слушателя (а Никон обращался именно к слушателям, ибо грамотных в стране было мало и книги читались публично) одуматься и не губить собственную страну Для современников то, что мы нередко принимаем за сухое изложение событий, звучало как злободневный политический памфлет, в котором каждая рассказанная история была и положительным примером, и упрёком современным Никону властям. Увы, эта злободневность в летописании будет сохраняться и позже — ведь князья не перестанут губить Русь своей жадностью и раздорами, а их бояре и дружинники — грабежами и бесчестным судом…

Продолживший Начальный свод в 1093–1095 гг. игумен Киевского Выдубицкого монастыря Иоанн ещё более заострил обличения властей, которые из-за жадности и ссор допустили страшное половецкое нашествие в 1093 г. Летописец в обстановке размолвки монашеской братии с великим князем Святославом Изяславичем особенно сурово обличал князей, пренебрегающих старшей заслуженной дружиной. Прекратить грабить свой народ, отказаться от усобиц, всем вместе защищать страну от разорения — таков был призыв смиренных монахов, составителей Начального свода.

Именно исходя из целей составителей летописи, мы должны понимать её содержание. Никон Великий начал свой рассказ с легендарных князей Древнего Киева. Как великие города Рим, Антиохия и Александрия приняли названия по именам своих основателей, пишет он, "также и в нашей стране назван был город великих князей по имени Кия" — старшего из своих братьев-основателей.

Когда это было, летописец второй половины XI в. не знал. События IX в. относились для него к седой незапамятной старине. Историки до сих пор не могут понять, почему Никон Великий поместил статью о Кие и его братьях под 854 г., озаглавив её "Начало земли Русской". Поселение на месте Киева прослеживается археологами в более древние времена. Академик Б. А. Рыбаков, например, полагал, что Кий, его братья и сестра Лыбедь могли жить там в V или VI в.

Но историческое видение Никона не простиралось глубже середины IX в. — и то потому, что он читал о тех временах в русском переводе греческой "Хроники" Амартола. "В те же времена", — пишет он, — когда возник Киев и вокруг него от Кия, Щека, Хорива и сестры их Лыбеди пошло племя полян, в Греции правили царь Михаил и его мать Ирина, "которая проповедует поклонение иконам в первую неделю Поста". При них "пришла русь на Царьград на кораблях, без числа кораблей, а на двухстах, войдя в Суд (гавань Константинополя. — А.Б.), много зла сотворили грекам и избиение великое христианам".

Это было самое раннее упоминание народа русь, которое летописец смог найти в греческой хронике. К тому же упоминание героическое, к которому хотелось привязать легенду об основании Киева и формировании родного летописцу племени полян. По первому упоминанию народа русь Никон и запомнил рассказ продолжателя византийской Хроники Георгия Амартола о царствовании императора Михаила III (842–867), вступившего на престол младенцем. Правила за него мать, Феодора (815–867), восстановившая в империи почитание икон после времён господства иконоборцев. Никон, писавший явно по памяти, спутал её с другой императрицей, Ириной (ок. 752–803), самодержавно правившей в Константинополе в 797–802 гг. Именно она добилась восстановления иконопочитания на Втором Никейском соборе, а позже была канонизирована как святая (память 9 августа). Ирина тоже правила за своего сына. Она, так же как Феодора, добилась успехов в борьбе с арабами и болгарами; сходным был и конец их правления: обеих заточили в монастырь, где великие императрицы скончались.

Сцена из жизни восточных славян. Художник С.И. Иванов

Перепутать имена выдающихся женщин было легко. Но эта лёгкость говорит нам о том, что Никон Великий при написании летописи не держал перед собой рукопись "Хроники Георгия Амартола", продолженной с 842 до 948 г. Симеоном Логофетом. Хроника не была для него недоступной. Её рукопись имелась если не в Киево-Печерском монастыре, то в княжеской библиотеке в Софии Киевской. Ещё до конца XI в. Хроника была переведена на русский язык (и сохранилась во множестве списков). Никону было легко уточнить по ней не только имя императрицы, но и более важную деталь — год первого упоминания русов в греческих текстах.

Упоминание было связано, само собой, с набегом варваров на территорию империи. Вспоминая написанное в "Хронике". Никон рассказал, что в момент набега император Михаил не растерялся. "Цесарь же с патриархом Фотием мольбу творил в церкви Святой Богородицы Влахернской всю ночь. После ризу святой Богородицы вынеся, в море край омочил. И хотя во время то тишина была, встала буря и потопила корабли русские, и извергла их на берег, и (русы. — А.Б.) восвояси возвратились".