Канарис. Руководитель военной разведки вермахта. 1935-1945 - Карл Хайнц Абсхаген Страница 7

Несмотря на свою молодость, Канарис на многих представителей различных слоев населения, с которыми он сталкивался по работе или на светских приемах, производил впечатление личности сильной, зрелой и самостоятельной. Иной собеседник с изумлением вдруг отмечал на моложавом лице Канариса два больших голубых глаза, взгляд которых, казалось, проникал в самую глубь души. Впрочем, будучи по натуре очень серьезным, значительно серьезнее своих сверстников, он вовсе не чуждался веселых сборищ и развлечений, когда позволяли обстоятельства.

Со своей работой Канарис справлялся очень успешно. За короткое время ему удалось заручиться полным доверием своего начальника фон Крона. Близко общаясь со многими испанцами всех сословий, он проникся глубокой симпатией к испанскому народу, которую сохранил на всю жизнь и которая в более поздние годы приобрела не просто личное, а уже историческое значение. За год с небольшим пребывания в Испании Канарис заложил основы дружбы и доверительных отношений с некоторыми людьми, которые двадцать лет спустя заняли руководящие посты в правительстве и в вооруженных силах своей страны. Несмотря на большие успехи и важные знакомства, Канарис не чувствовал себя в Испании счастливым. В здешнем климате с его чрезвычайно жарким летом и неприветливой – по крайней мере, на кастильском плато и на западном побережье – зимой он очень страдал от приступов малярии, которую подхватил в Южной Америке. Но вероятно, еще сильнее молодого офицера мучило сознание, что его место не в спокойном «Мадридском этапе», а на фронте. И хотя фон Крон не хотел расставаться с Канарисом, он не стал противиться его естественному желанию и поддержал просьбу о переводе на активную военную службу. Берлин не возражал, и Канарис выехал в Германию.

И опять ему пришлось воспользоваться чилийским паспортом на имя Рида Розеса. Чтобы как-то объяснить свою поездку, Канарис стал выдавать себя за больного туберкулезом, рассчитывающего в Швейцарии вылечиться от недуга. Изнуренный приступами малярии, он выглядел очень правдоподобно. Один из испанских католических священников, с которым Канарис сдружился, вызвался его сопровождать в долгом и опасном путешествии по югу Франции и Северной Италии. Поначалу все шло как будто гладко. Границы испано-французскую и франко-итальянскую миновали благополучно. Но непосредственно перед швейцарской границей, на железнодорожной станции Домодоссола, обоих путников арестовали. Вне всякого сомнения, энергичная деятельность Канариса в Испании не ускользнула от внимания контрразведывательных органов союзников, и его маскировка под чилийского гражданина, по-видимому, не выдержала проверки. А не арестовали его еще раньше, уже при вступлении на французскую территорию, только потому, что уехал он внезапно и скрытно. Ориентировку о розыске и задержании фальшивого Рида Розаса итальянская служба безопасности получила как раз вовремя.

И вот Канарис сидит в итальянской тюрьме, сопровождавший его священник тоже угодил за решетку. Допросы велись непрерывно. Вновь и вновь пытались итальянские следователи сбить арестованных с толку. Канарис твердо придерживался своей легенды, священник тоже его не выдавал. Чтобы доказать свое болезненное состояние, Канарис в камере прикусывал себе губы и плевал кровью в плевательницу.

К счастью, контрразведке противника не было известно истинное лицо арестованного, хотя никто не сомневался, что он немецкий шпион. Пребывание в тюрьме затягивалось. Канарис упрекал себя за то, что действовал недостаточно осторожно и, кроме того, навлек беду на голову испанского священника. Собственная судьба казалась ему уже окончательно решенной. Не сама смерть страшила его, как моряк и офицер, он не раз смотрел ей прямо в лицо, все его существо восставало против казни через повешение, уготованной обычно вражеским шпионам. И в самом деле, в один прекрасный день тюремный надзиратель, приносивший заключенному еду, вошел в камеру, злорадно ухмыляясь. Смерив заключенного взглядом с головы до ног, он обвел пальцем вокруг шеи, будто накладывая невидимую петлю, затем, указав на Канариса, с ненавистью проговорил по-итальянски: «Послезавтра» – и добавил хриплым голосом, словно страдая от удушья: «Капут!»

На этот раз Канариса миновала участь быть повешенным. Сообщение об аресте Рида Розаса повергло в ужас его мадридских друзей и заставило их поспешить ему на помощь. Были задействованы влиятельные связи, по дипломатическим и неофициальным каналам итальянскому правительству дали понять, что, несмотря на факты, доказывающие обратное, Рид Розас в самом деле является тем, за кого себя выдает, и его паспорт – подлинный. Убедили ли итальянскую контрразведку подобные аргументы или нет – сказать трудно. Во всяком случае, в Риме сочли более благоразумным отреагировать на ходатайства в защиту арестованных в Домодоссоле положительно. Вместе с тем в разрешении на продолжение прерванной поездки в Швейцарию им отказали. Канариса и сопровождающего его священника посадили на испанское грузовое судно, следовавшее из Генуи в Картахену с заходом во французский порт Марсель. Возможно, итальянцы надеялись таким путем отделаться от неприятной проблемы без особого вреда для дела. В Марселе французские коллеги, которых уже информировали, примут нужные меры, и в Париже, вероятно, не так легко, как в Риме, пойдут навстречу пожеланиям ревностных адвокатов подозрительного «чилийца».

Так думал, по крайней мере, Канарис: с приходом в Марсель его земное существование закончится. Французы смогут привезти из Мадрида своих агентов, и хотя те не знают, что он старший лейтенант Канарис, морской офицер, все же в состоянии привести достаточно конкретных фактов его враждебной деятельности в Испании, чтобы обеспечить ему в военно-полевом суде смертный приговор. В этой трудной ситуации Канарис решился на шаг, свидетельствующий о том, насколько хорошо он уже изучил особенности испанского мышления. Канарис отправился к капитану с намерением апеллировать к его благородству. Он признался, что вовсе не чилиец Рид Розас, а немецкий офицер, и что свою дальнейшую судьбу он вверяет ему, капитану. Мол, если тот сделает остановку в марсельском порту, то одновременно вынесет смертный приговор своему пассажиру. Испанский капитан показал себя истинным кабальеро, как его и оценил Канарис, и взял курс прямо на Картахену. И напрасно французская контрразведка, информированная итальянцами, надеялась на богатый улов в Марселе, ее надежды не оправдались. В доме фон Крона подумали, что перед ними призрак, когда Канарис, бледный и сильно похудевший, внезапно появился на пороге. Ведь его уже считали погибшим. И вот он сидел собственной персоной и в промежутках между приступами малярийной лихорадки рассказывал о злоключениях последних недель. Несмотря на всю серьезность случившегося, там и сям в повествовании проскальзывали юмористические нотки, и слушатели не могли удержаться от улыбки, когда он, как заправский актер, повторял мимику и жесты итальянского тюремного надзирателя. В тот момент ему было невдомек, что через тридцать пять лет он именно таким способом расстанется с жизнью. Кое-кому подобные переживания в итальянской тюрьме отбили бы всякое желание еще раз попытаться вернуться в Германию. Но Канарис, едва оправившись от тягот и лишений тюремного существования, возобновил поиск способа выехать в Германию и попасть, наконец, на фронт. Как заявил Канарис своим сослуживцам, служба в «Мадридском этапе» ему порядком надоела. Вместе с тем работа в разведке его увлекала: манила связанная с риском игра, при которой больше значила интуиция, а не здравый смысл. Ему доставляло удовольствие наблюдать, как эти авантюристы, джентльмены удачи, с которыми ему приходилось иметь дело, действуя в тени и подполье, работали то на одну, то на другую сторону, а бывало, что и шпионили на обе стороны одновременно, как они часто надували и обманывали своих хозяев. Ему, с его острым умом, нравилось верховенствовать над такими ловкими парнями и с помощью своего интеллектуального превосходства заставлять их служить себе и своей стране. И все-таки в то время Канарис не воспринимал это волнующее занятие как жизненную цель. Главным для себя он считал службу на боевых кораблях, сражающихся в открытом море с превосходящими силами противника или участие в подводной войне – все более ожесточенной и опасной – на заморских транспортных путях обширной Британской империи. Работа Канариса в Испании в известной мере являлась вкладом в эту подводную войну. Но теперь он горел желанием непосредственно участвовать в ней в качестве командира подводной лодки.