Заговор против мира. Кто развязал Первую мировую войну - Владимир Брюханов Страница 7

Одной из веточек был и род великих герцогов Гессен-Дармштадтских, до объединения Германии также бывших суверенными монархами; и позже он продолжал поставлять благородных красавиц-невест в другие европейские дворы. Но не только красоту и юность дарили эти девушки своим избранникам: род Гессен-Дармшштадтских герцогов был носителем наследственной гемофилии – патологической несвертываемости крови, которой заболевали некоторые их потомки только мужского пола. Гессенские принцессы – дочери герцогов – сами гемофилией не страдают, но передают ее своим сыновьям с определенной вероятностью. Проследить, однако, как именно распространялась эта болезнь по родословному дереву Гессен-Дармштадтских герцогов, их предков и потомков, довольно затруднительно: фактическое отцовство у некоторых детей нередко является секретом их матерей, а в некоторых ситуациях и последние не могут достоверно знать, кто же является отцом их ребенка. Тем более, что и Гессен-Дармштадтские герцоги не являются монополистами на гемофилию в европейских королевских домах.

Cуществует гипотеза, что носителем данного гена была великая английская королева Виктория (1819-1901), мать девятерых детей, поскольку от гемофилии якобы умер один из ее сыновей, Леопольд (1853-1884), и гемофиликами были потомки двух ее дочерей, но как раз обе последние состояли в браках с потомками Гессен-Дармштадтских герцогов. С другой стороны, никто из официальных предков Виктории гемофилией, как будто бы, не страдал. С третьей стороны, гемофилия может возникать и при отсутствии больных предков – в результате мутации, происходящей, однако, чрезвычайно редко. Наконец, далеко не ясно, насколько точно ставили медицинские диагнозы до XIX века и насколько тщательно их скрывали позднее.

Так или иначе, здоровое потомство – забота в принципе каждого человека, но для коронованных особ оно имеет особое значение и нередко становится фактором, играющим немаловажную политическую роль.

Всем современным россиянам известно, насколько существенным оказалось нездоровье последнего русского цесаревича, как оно отравляло и бытовую, и политическую атмосферу на самых вершинах российской власти в критические годы, предшествовавшие революции. А ведь последняя русская царица была не первой гессен-дармштадтской принцессой, вошедшей в российское царское семейство! Что же уберегало от зловредной заразы в предшествующих случаях? Об этом стоит напомнить.

Первой гессен-дармштадтской принцессой, вышедшей замуж за наследника российского престола, была Наталия Алексеевна – первая жена будущего Павла I, но она умерла после первых родов; умер и родившийся ребенок – генетический эксперимент оборвался на первом же шаге. От своей второй жены, Марии Федоровны, принцессы уже не Дармштадтской, а Вюртембергской, Павел получил множество вполне здоровых потомков.

Следующей гессенской принцессой, обосновавшейся в России, была императрица Мария Александровна (в девичестве – Максимилиана-Вильгельмина-Августа-София-Мария) – супруга Александра II, о которой ниже пойдет речь как о немаловажной политической фигуре своего времени. Мария Александровна стала матерью двух дочерей и шести сыновей – в том числе императора Александра III; никто из них и их сыновей гемофилией не страдал. В чем тут дело? Только ли счастливый случай, предусмотренный теорией?

По-видимому, дело было совсем в другом: хотя Мария Александровна и считается дочерью гессенского герцога Людвига II и его жены Вильгельмины, урожденной принцессы Баденской (родной сестры Елизаветы Алексеевны – жены русского императора Александра I), но ее фактическим отцом молва называет одного из придворных герцога: швейцарца французского происхождения барона Августа-Людвига де Гранси [30]. То же относится, якобы, и к ее родному брату – Александру Гессенскому [31], сыновья которого сыграли выдающиеся роли в событиях, описанных ниже.

Так что последние русские цари – Александр III и Николай II – хотя и проиграли в чистоте и благородстве происхождения, но зато выиграли в телесном здоровье! Впрочем, России это все равно пользы не принесло...

Согласие никогда не царило в разветвленном европейском королевском клане – Вильгельм II стал одновременно и участником, и жертвой этого противоборства с самого своего рождения.

Вильгельм, родившийся в Берлине 27 января 1859 года, оказался крайне несчастливым человеком – как в личном, так и в политическом плане. Началось с того, что травмы при тяжелых родах сделали его инвалидом с первых минут жизни: искривление шеи было исправлено сложной хирургической операцией, а так и оставшаяся неполноценной левая рука всегда бросалась в глаза и была предметом стеснения и забот и его самого, и его окружения. В России и доныне относятся к инвалидам с особым сочувствием и одновременно брезгливостью; так было и в Германии сотню и полторы сотни лет назад. Неслучайно Вильгельма невзлюбили даже собственные родители. Для этого была и более веская причина.

Дело в том, что отец Вильгельма, Фридрих III, который должен был наследовать корону Германской империи и Прусского королевства после Вильгельма I, был обречен почти всю жизнь оставаться в роли престолонаследника: его отец сначала сам долгое время был престолонаследником, только в 1858 году в возрасте 61 года был назначен регентом при старшем брате – короле Фридрихе-Вильгельме IV, впавшем в тяжелое помешательство; через три года старый король умер, и лишь тогда Вильгельм I стал королем Пруссии, но зато оставался затем на троне более четверти века – до глубочайшей старости.

Заранее можно было предвидеть, что жизненных ресурсов на долгое царствование у Фридриха III просто не будет, и, действительно, после смерти Вильгельма I Фридрих (ему было 57 лет) оказался на троне всего на несколько месяцев и скоропостижно умер в том же 1888 году. В силу этого новорожденный Вильгельм – будущий король Пруссии и будущий кайзер Германской империи (торжественно провозглашенной 18 января 1871 года в Версале – за несколько дней до того, как Вильгельму исполнилось 12 лет) – стал объектом прямо-таки паталогической ненависти со стороны собственных родителей, которым, в отличие от него, не светило долгое восседание на троне! Под сенью этой ненависти и прошли детство и юные годы принца Вильгельма.

Детство принцев крови, часто и обделенных вниманием, и одновременно угнетенных собственными родителями, занятыми исполнением обременительных и захватывающе великолепных обязанностей, – нередко грустная изнанка блестящего монаршего быта тех времен. Из рассказов Ольги Александровны (младшей сестры Николая II) известно, что в детстве и она, и ее братья и сестры, включая будущего царя, просто голодали: по этикету им приходилось сидеть за родительским столом; по тому же этикету блюда подавались по старшинству – детям в последнюю очередь; есть полагалось неторопясь, а общая трапеза заканчивалась, когда старшие вставали из-за стола; в результате дети регулярно вынуждены были довольствоваться жалкими кусочками пищи [32]. Вот и Вильгельм воспитывался в подчеркнуто спартанском духе, дополнительно усиленном тайным недоброжелательством родителей – столь сильным, что оно становилось явным для любого наблюдателя, включая самого Вильгельма с некоторого возраста.