Ледяной смех - Павел Северный Страница 7

— Спасибо, по-стариковски. Он на пароходе.

— А мичман Суриков? Как его глаза?

— К сожалению, совершенно ослеп.

— Бедный! Это ужасно. Он так любит жизнь.

— Он с нами.

— И вы, конечно, его невеста?

— Да. Я его невеста.

— Вас я увидел сегодня, когда поднимались по трапу на пароход, и от неожиданности так растерялся, что не отважился подойти.

— Растерялись? — переспросила Настенька. — Отчего?

— От внезапной встречи, долгожданной, но слишком неожиданной.

— Увидели и не позвали. Неужели действительно растерялись?

— Кроме того, не хотел показываться вам в таком забинтованном варианте. Но, как видите, стою перед вами и радуюсь, что слышу ваш голос.

Муравьев старался рассмотреть девушку, она, заметив его внимание, спросила:

— Находите во мне перемены?

— Нет, вы прежняя. Пожалуй, только еще более красивая. Но во взгляде непривычная для вас озабоченность, вернее встревоженность.

— Неужели разглядели в такой темноте?

— На вас падает зеленый свет.

— Все может быть — и встревоженность и озабоченность от недавних переживаний при эвакуации.

— Почему не покинули Екатеринбург по железной дороге?

— У генерала Гайды для папы не нашлось места. Куда едете, Вадим Сергеевич?

— В Омск. Временно отвоевался.

— Ранения тяжелые?

— Голова поцарапана осколками шрапнели, а с рукой плохо.

— Вижу, в лубках.

— Перебита кость. Доктора успокаивают, что все будет нормально. Говорят, молодость поможет. Вы тоже в Омск?

— Да.

— Надеюсь, там будем встречаться?

— Мне будет приятно общение с вами. — Настенька, повернувшись к реке, продолжала говорить: — Какая темень! Перед вашим приходом всходила луна, но её прикрыли тучи. Мне так хотелось посмотреть восход луны. Рождение солнца посчастливилось увидеть на берегу Тавды. Стихи пишете?

— Пытаюсь, но редко и неудачно. Слишком омерзительна проза жизни.

— Да, проза мрачна.

— Меня глубоко волнуют наши неудачи на фронтах. Это паническое отступление, граничащее с постыдным бегством. Честное слово, трудно представить, до чего дошел маразм генеральского тщеславия. Пример — командир нашей дивизи генерал Голицын. На словах — Бонапарт, а как дошло до дела, то драпанул на восток в чешском эшелоне, воспользовавшись дружбой с Чечеком.

— Огорчена, что не пишете стихи. Из напечатанных все наизусть знаю. В Екатеринбурге читала на благотворительных вечерах и всегда с большим успехом. Вы модный поэт. Мне ваша поэзия нравится, а если быть откровенной, то она мне созвучна и близка.

Помолчали.

— Ваши стихи созвучны Блоку.

— Что вы? У него «Незнакомка».

— А у вас «Девушка с васильками». Вспомните, вы раньше всегда принимали на веру мое мнение. А почему теперь сомневаетесь? Взгляните мне в глаза, и я уверена, поверите, что говорю правду.

Настенька шагнула к Муравьеву, подставив лицо под зеленый свет фонаря. Муравьев совсем близко увидел ее глаза, лучившиеся из-под длинных ресниц. От их взгляда Муравьеву стало тепло. Он взял руку девушки, поцеловал горячими, сухими губами.

— Спасибо, Анастасия Владимировна.

— Поверили?

— Поверил.

— Знаете, папа частенько о вас вспоминает. Пришлись ему по душе.

Раздался гудок парохода. Настенька, подавшись вперед, коснулась руками плеч Муравьева. Сконфуженно отдернув их, засмеялась.

— Видите, какая перепуганная стала? Пойдемте скорей к папе. Он будет удивлен и обрадован.

— Поздно, Анастасия Владимировна.

— Пустые разговоры. Вас к папе я бы и в полночь повела. Забыли, что я настойчива и упряма. Пойдемте.

Настенька и Муравьев вошли в каюту. Адмирал сидел в кресле спиной к двери и читал книгу.

Мичман Суриков крепко спал, укрывшись шинелью.

— Папочка, взгляни, кого привела в гости.

Адмирал, обернувшись, снял очки и от удивления выронил из рук книгу.

— Муравьев! Вот уж действительно нежданный, негаданный гость.

Адмирал встал, подошел к Муравьеву, расцеловался с ним.

— Батюшки, да у вас ранение в голову?

— Нет, ваше превосходительство, только легкие царапины от осколков шрапнели, но, конечно, шрамы на лбу останутся.

— Это ерунда. Офицеру любые шрамы делают честь. С рукой что?

— Тут несколько серьезнее.

— Кости повреждены?

— Да.

— Когда все это случилось?

— Под Пермью.

— В Екатеринбурге наводил о вас справки, но толком ничего не узнал. Садитесь. Вот сюда к свету. Хочу разглядеть вас. Здорово осунулся, но в ваши годы это пустяки, особенно если есть аппетит.

Муравьев поднял с полу оброненную адмиралом книгу, сел на раскрытую офицерскую походную кровать.

— Толстого перечитываю. Прощание старого Болконского с Андреем перед отъездом в армию меня буквально очаровывает мастерством написания. Все-таки как Лев Николаевич глубоко знал отцовское нутро.

Муравьев смотрел на адмирала. Усталость притушила в глазах прежнюю властную суровость. Это уже не был тот волевой старик, которого увидел Муравьев при их первой встрече. Понурость сделала его ниже ростом.

— На пароходе как очутились?

На отцовский вопрос за Муравьева поспешно ответила Настенька.

— Совершенно невероятно, папа. Вадим Сергеевич пришел на Тавду пешком с девятью солдатами. Госпиталь, в котором он лечился, забыли эвакуировать.

— Дочурка, твое заключение не совсем точно. Я думаю, не позабыли, а оставили умышленно. Во-первых, понадобились вагоны для других, более ценных особ, а во-вторых, раненые всегда обуза, особенно при такой спешке эвакуации, которую мы с тобой видели в Екатеринбурге. Вадим Сергеевич, согласны со сказанным?

— Совершенно, ваше превосходительство.

— Давайте раз и навсегда условимся обходиться без чинопочитания. Сами подумайте, какое я теперь «наше превосходительство»? С этой минуты для вас я только Владимир Петрович или адмирал. Как на душу ляжет, так и называйте.

— Тогда, в свою очередь, разрешите считать, что для вас я просто Вадим.

— Согласен!

Адмирал разбудил мичмана Сурикова.

— Мишель, у нас удивительный гость.

Суриков, откинув шинель, сел на койке. Муравьев увидел его худое, изможденное лицо с черной повязкой на глазах.