Елена Рубинштейн. Женщина, сотворившая красоту - Мишель Фитусси Страница 7

На улице Страдом, где она до мелочей изучила все витрины, только что открылся магазин мебели. Поначалу Елена только поглядывала на него снаружи, потом осмелела и вошла. Взгляд ее упал на строгую современную кровать с двумя тумбочками. Продавец сказал: стиль бидермейер, мадемуазель, лучшее, что делают в Вене. Тон у продавца был восторженный.

Елена провела рукой по полированному дереву. Приятное ощущение. Она инстинктивно отличала красивое от уродливого, утонченное от грубого. Вся ее дальнейшая жизнь послужит подтверждением ее врожденного тонкого вкуса. Но купить эту кровать — цена показалась ей головокружительной — у нее не было никакой возможности. Продавец принялся ее уговаривать, предложил кредит и даже выразил готовность забрать у нее старую мебель. И еще, поскольку ему показалось, что покупательница знает толк в его товаре, готов уступить ей за полцены кресло и большое зеркало.

Искушение оказалось слишком велико. Елена начала торговаться. Что-что, а торговаться она умела и добилась еще более выгодной цены. Теперь она не сомневалась, что сумеет расплатиться. Чтобы перевезти в дом покупку, она дождалась, когда родители уйдут из дома. Она приготовит им сюрприз. Мамины отец и мать, ее бабушка с дедушкой, Соломон и Ревекка, пригласили всю семью провести субботу в их старом домике на окраине Казимежа. Чтобы остаться дома, Елена отговорилась мигренью, какие часто у нее случались.

Гитель забеспокоилась. Дочка всегда с радостью навещала дедушку и бабушку, она любимая внучка Ревекки, и та всегда дарила ей подарки: вышитый платочек, кружевной воротничок. Когда Елене исполнилось пятнадцать, бабушка подарила ей нитку жемчуга. Сестры чуть не умерли от зависти. Елена хранила этот жемчуг всю жизнь, дорогой подарок пробудил в ней любовь к украшениям. А еще у нее с детства была страсть к кукольным домикам. В их доме в Казимеже был слуга, мастер на все руки по имени Стас. Он делал для девочек крошечную игрушечную мебель, совсем такую же, как у взрослых. Елена всегда восхищалась этими чудесными вещицами. Всю жизнь она будет коллекционировать прелестные кукольные домики.

— Ты уверена, что не поедешь? — спросила Гитель.

— Уверена, — ответила Елена. Она полежит у себя в комнате, больше всего ей нужен покой.

Скорей, скорей, торопил всех Герцель, сердясь на жену за бессмысленное хождение туда-сюда, а Гитель никак не решалась уйти. Мы, того и гляди, опоздаем, ворчал Герцель, а если дочка капризничает, то это ее дело. Гитель наконец позволила себя уговорить и присоединилась к остальному семейству, уже разместившемуся в коляске.

Разговоры и уговоры всерьез задержали их, и Елена не раз уже подбегала к окну. Она беспокоилась. Повозка с грузом должна вот-вот подъехать. К счастью, коляска с ее семейством уже повернула за угол, когда ей привезли покупку. Елене едва хватило времени, чтобы все устроить по своему вкусу, перестелить постель, разложить на ней новое покрывало, которое она только что закончила вышивать. Дочка пошла в маму: она искусно владела иглой.

Все устроив, она стала ждать родителей, не сомневаясь, что им все понравится.

Но она плохо знала своего отца! Герцель застыл на пороге спальни. Нет сомнения, его дочь meshuggeh, полностью лишилась рассудка. Диббук свел ее с ума. Продать семейную мебель! Кто может так поступить? У кого она это купила? Ах, в магазине на улице Страдом? Так у нее еще и мания величия! Все это, должно быть, стоит бешеных денег! Герцель приказал Елене следовать за собой и отправился в магазин: он спешил вернуть кровать и тумбочки, пока не поздно.

Всегда и во всем слушаться отца? До каких же пор?!

— До замужества, — твердо ответила Гитель. — А потом ты будешь слушаться мужа.

— Кто возьмет ее замуж? — с горечью возопил Герцель, глядя в спину отвернувшейся от родителей дочери.

Всем известен ее непокорный нрав. Она отказала четырем женихам. Ей давно перевалило за двадцать.

— Без порядочного приданого не найти хорошего мужа, — возразила мужу Гитель.

А с годами ее ждет только «залежалый товар». И не надо забывать, что вслед за ней еще семь дочерей ждут своей очереди!

Герцель сделал вид, будто не слышал ее слов. Гитель советовалась со свахами, подняла на ноги всю родню, весь Казимеж и окрестности, Подгоже и Дуклу, где она родилась. Подумывала о том, не послать ли кого-нибудь на разведку в Лемберг. Наконец ей нашли настоящее сокровище — Шмуэля, пожилого богатого вдовца, который жил в Кракове по соседству с христианским кварталом. Он согласился взять их дочь без приданого: видел ее несколько раз в синагоге, и она ему понравилась.

Герцель обрадовался новости, которую сообщила ему жена. Хорошая мысль — выдать Елену за Шмуэля. Он освободит их от упрямицы, сделает ей двоих или троих детишек, и она утихомирится. Оставалось только уговорить Елену.

Елена сначала выслушала отца, потом мать. Посмотрела на того и другого и в первый раз в жизни не произнесла ни слова. «Не отвечает — хороший знак», — подумал Герцель. Гитель была не так наивна, она хорошо знала свою дочь. Ее молчание не обещало ничего хорошего. Ну вот, она уже замотала головой и что-то пробормотала! И речи быть не может? Никогда не выйдет замуж за этого… Что? Что еще? Ни за него, ни за кого другого?!

— Кто же тебе в конце концов нужен? — взорвался Герцель.

— Станислав.

Герцель в недоумении повернулся к жене, и та развела руками, показывая, что понятия не имеет, о ком речь.

Станислав — студент-медик, Елена видела его возле университета. Она ходила туда иногда на прогулку и мечтала тоже когда-нибудь стать студенткой, чтобы тоже так хохотать и спорить, как эти молодые люди, что не обращали на нее ни малейшего внимания. Они все были хоть куда, но ни один не мог сравниться со Станиславом: синие глаза, как летнее небо над Краковом, светлые волнистые волосы, статный, высокий, в форменном кителе с золотыми пуговицами — настоящий принц.

Вряд ли Елена хоть словом перемолвилась с этим студентом. Она бы не отважилась, зная, что отец следит за каждым ее знакомством. Подруга, когда они вместе прогуливались, показала ей этого молодого человека, своего знакомого. Душа Елены жаждала романтики, она влюбилась в юношу с первого взгляда. Но все это она таила в себе, а родителям преподнесла совсем другую историю. Они встречаются, они дороги друг другу. Она никак не может выйти замуж за Шмуэля.

И тогда Герцель Нафтали Рубинштейн всерьез разгневался. Меряя шагами гостиную, он оглушительно бранил непокорную дочь:

— Shoyn gening, довольно! Ты должна меня слушаться!

Сидя на потертом канапе, Гитель ломала руки и покачивала головой в такт шагам мужа. Гитель походила на наседку: круглое пухлое лицо и сама вся пухлая и круглая.

— Oi gevald, что нам с тобой делать? — повторяла она и плакала.

— Я всегда тебе говорил, что нельзя ее выпускать из дому, — упрекал жену Герцель, забывая, что сам нагружал дочь непосильными поручениями.

Елена молчала, но тем торопливее бежали ее мысли. Все ее существо отторгало ту жизнь, которую готовили ей родители. Навек остаться в Кракове, любить недоступного, выйти замуж за нелюбимого. Ей готовили безрадостную участь ее матери, ее тетушек, бабушек, прабабушек — безнадежную женскую участь. Много детей, много суббот, много молитв и много покорности…