Разгадка кода майя: как ученые расшифровали письменность древней цивилизации - Майкл Ко Страница 7

Агглютинативные языки последовательно, одну за одной объединяют морфемы в тело отдельных слов, причем каждая морфема имеет одну грамматическую функцию. Турецкий является прекрасным примером этого языка: его сложные слова формируются, как поезд в железнодорожном депо – от корня (локомотив), за которым следует цепочка суффиксов (вагонов). Например, слово evlerda («домам») можно разбить на ev- («дом»), – ler (суффикс множественного числа) и – da (суффикс дательного падежа). Науатль – лингва франка империи астеков – является еще одним таким примером: словосочетание nimitztlazohtla (нимицтласотла) построено из ni– (я), mitz (ты – объект), tlazohtla (корень неплюрализованного глагола «любить») и означает «я люблю тебя!». Шумерский язык, для которого была разработана самая древняя письменность в мире, тоже был агглютинативным.

Во флективных языках форма слова изменяется для обозначения всех различий – таких как время, лицо, число (единственное, множественное и т. д.), род, наклонение, залог и падеж. Индоевропейские языки – яркий пример флективных языков, как может вспомнить любой, кто изучал латынь с ее сложной системой падежей, склонений и спряжений. Индоевропейская семья необычна среди других языковых семей мира тем, что в ее языках большое внимание уделяется различиям по роду. Языки, которые не только различают пол тех, кого обозначают местоимения, но распределяют существительные по таким категориям, как мужской, женский и даже средний род, крайне редки. Сексизм такого рода неизвестен в астекском или в майяских языках.

Немногие языки идеально вписываются в эту классификацию. В английском, например, представлены черты всех трех типов. Так, английский язык может считаться изолирующим, поскольку использует исключительно порядок слов для выражения грамматических различий; например, John loves Mary («Джон любит Мэри») против Mary loves John («Мэри любит Джона»). У него есть черты агглютинативного: например, в слове manliness корень man- («человек»), – li- (словообразовательный суффикс прилагательных), – ness (словообразовательный суффикс абстрактных существительных) – значение слова «мужественность». К тому же английский – язык флективный, как видно из формирования множественного числа слов man/men, «человек/люди» или goose/geese, «гусь/гуси». Хотя языки майя являются преимущественно агглютинативными, они демонстрируют похожее смешение языковых типов. В отличие от английского, в русском языке грамматические различия выражаются при помощи падежей.

Заимствования случаются не только между культурами, но и между языками по разным причинам. Самая частая причина – завоевание. Можно вспомнить роман Вальтера Скотта «Айвенго», где обсуждается приток французских слов в англосаксонский язык после норманнского завоевания 1066 года, что привело к формированию основ английского языка.

Слова могут быть усвоены через подражание, а не только в случае прямого заимствования. Если взглянуть на деловые, научные и развлекательные страницы любой современной итальянской газеты, можно найти множество слов, полностью заимствованных из английского («менеджер», «персональный компьютер», «стресс» и «стиль жизни») и инкорпорированных в прекрасные итальянские синтаксические структуры. Английский же язык на протяжении веков был открыт для такого рода заимствований даже из мертвых языков. Вместе с тем существуют языки и крайне невосприимчивые к лексическим заимствованиям, прежде всего китайский, который предпочитает сочинять для незнакомых предметов новые слова из старых. Когда в Китае появилась паровая железная дорога, ее назвали huo-che – «огненная повозка».

Изучение заимствований является самостоятельной и чрезвычайно интересной наукой, поскольку она описывает культурные контакты, имевшие место в прошлом, и лингвисты могут реконструировать определенные факты культур или жизни обществ, которые взаимодействовали друг с другом в отдаленные периоды. Если языки имели письменность, это облегчает задачу, хотя порождает иногда не только решения, но и загадки. Так, в самой древней из всех письменностей, шумерской, запечатленной на глиняных табличках, названия городов (включая упомянутый в Библии Ур Халдейский) и большинства важных профессий, которые существовали почти пятьдесят веков назад в южной Месопотамии, даны не на шумерском или любом из соперничавших с ним семитских языков, а на неведомом языке. Это говорит о том, что шумеры не были коренными жителями региона, а переселились и позаимствовали эти слова у каких-то неизвестных людей, которые были настоящими автохтонами Междуречья [17].

Серьезное изучение систем письма, в отличие, скажем, от изучения конкретных видов письма или каллиграфии, сравнительно молодо, это своего рода приемный ребенок лингвистики. Полагаю, причина в том, что в XIX веке еще не было известно достаточного количества различных письменностей для полноценного сравнения. Казалось бы, лингвисты должны были заинтересоваться письмом довольно рано, но целое поколение ученых, особенно в Соединенных Штатах, придерживалось мнения, что важен устный, а не письменный язык, а письменности недостойны внимания. Возможно, сыграло свою роль и общепризнанное отсутствие соответствия между современным устным и письменным английским языком. К счастью, все изменилось.

Но было и еще одно препятствие на пути к лучшему пониманию письменности – эволюционизм. Дарвиновский взгляд на природу, восторжествовавший в западной науке после публикации «Происхождения видов» в 1859 году, имел свои последствия и в зарождающейся области антропологии, в которой доминировали сэр Эдвард Тайлор и американский юрист Льюис Генри Морган, ученые-титаны XIX века. Морган и Тайлор считали, что все общества и культуры должны, в точности как существа и растения природного мира, проходить через строго упорядоченную последовательность стадий, начиная с «дикости» (то есть охоты и собирательства) через «варварство» (то есть земледелие и скотоводство, с родовой организацией) к «цивилизации» (естественно, это мы, наше современное общество с его государственной или территориальной организацией). По их мнению, некоторые народы, такие как австралийские аборигены, все еще увязли на стадии дикости, а другие, например, пуэбло на американском юго-западе – на стадии варварства, но, имея достаточно времени, все в конечном итоге придут к нашему просвещенному миру.

Какой восхитительно самодовольный викторианский взгляд!

К сожалению, этот гиперэволюционизм сковал своими теоретическими цепями немало ученых, которые писали о письменности, – при том что лингвисты уже отбросили давно устаревшее разделение на «примитивные» и «цивилизованные» языки. Так, майянист Сильванус Морли под влиянием Тайлора предложил три эволюционные стадии предполагаемого развития письма [18]:

– стадия 1: пиктографическое письмо, в котором объект или идея передаются рисунком, изображением или чем-то подобным; сам рисунок не подразумевает ничего, кроме того, что изображено;

– стадия 2: появляется идеографическое письмо, в котором идея или объект записываются знаком, не имеющим с ним никакого сходства или имеющим сходство весьма отдаленное; китайское письмо, которое приводит в пример Морли, – худший из возможных вариантов, который он мог выбрать для иллюстрации;