Сотниковцы. История партизанского отряда - Феодосий Крюков Страница 7

Перед походом было приказано тщательно проверить снаряжение, оружие и лыжи. Командиром отряда было определено, какое количество боеприпасов должен взять с собой каждый боец и командир: три-четыре шашки тола, не менее полутора сотен патронов на винтовку или карабин, две гранаты.

Меня в последние дни все время беспокоил вопрос: почему не проходит боль в колене? По-прежнему каждое движение было мучительным. Я боялся сказать об этом Сотникову – чего доброго, оставит здесь, в Острове. Отставать от отряда мне очень не хотелось. Как-то интуитивно я догадался, что эта боль – результат простуды, и поэтому всячески старался прогревать ногу. Спать забирался на печку, чего раньше никогда не делал. По этому поводу Саша Уваров шутил:

– Смотрите, ребята, наш студент-то – запасливый, теплом себя на весь поход обеспечить хочет.

Улучшения не наступало, я хромал, и скрыть это от внимательного взгляда Чернявского не удалось. Однажды после тренировки на лыжах, а мы проводили их в последнее время ежедневно, он спросил:

– Федя, что у тебя с ногой, натер, что ли?

Врать было бесполезно, и я рассказал, что у меня уже несколько дней очень болит нога. Юра выслушал, подумал и говорит:

– Не переживай, скорее всего, это приступ ревматизма из-за простуды. Ты сделай себе из материи наколенники, да постарайся во время привалов не ложиться в снег на больную сторону, и скоро боль пройдет. У меня самого такая же прелесть, только обеих ног.

Он снял валенок, загнул брюки и показал наколенник из шинельного сукна. Я последовал его совету, и действительно – нога вскоре совсем перестала болеть.

Пополнив запасы продовольствия и приведя в порядок обмундирование и лыжи, 23 февраля в 23.00 наш отряд собрался на северо-западной окраине деревни Остров. Порядок движения был определен командиром заранее. Впереди метров на 150200 от основной колонны отряда двигался головной дозор, сзади примерно на таком же расстоянии – тыловое охранение. Отряд должен был пройти на Варшавскую железную дорогу и в районе разъезда Низовский взорвать вражеский эшелон.

Зима 1941/42 годов была снежной, поэтому идти на лыжах с грузом очень трудно, мы все время проваливались. Маршрут движения отряда был разработан командиром так, чтобы опасные места пройти ночью и по возможности обойти лесом, не пользуясь дорогами и просеками, а двигаясь по целине. Хотя мы шли все время колонной по одному, часто меняли направляющих, но все равно скорость движения была небольшой. Помня о соблюдении тишины, мы двигались так, что было слышно только шуршание лыж. Направление нашего движения было таким: пройти недалеко от деревни Абрамов Клин и затем, южнее деревни Лысцово, перейти реку Оредеж.

Я чувствовал себя на лыжах еще не совсем уверенно, хотя прошло уже почти два месяца, как мы выехали из блокадного Ленинграда, да и на голодном пайке не сидим. Часто падаю и с трудом поднимаюсь. Слышу, как идущий за мной в колонне Саша Уваров нет-нет да и выругается. Понимаю, что это в мой адрес, но ничего поделать не могу – продолжаю падать. Уваров всегда помогает мне встать на ноги. И вот после очередного падения он догнал меня и зашипел:

– Слушай, студент, хватит дурака валять, учись вставать сам! Отвечаю:

– Да я рад бы, но не получается!

– А ты как упадешь – не торопись голову-то поднимать. Сначала немного подбрось мешок, подправь лыжи и поднимай заднее место. Ну а потом и плечи с головой кверху, да не быстро.

Эту немудреную науку я скоро освоил и стал вставать без посторонней помощи. При переходе реки Оредеж Юра Чернявский, когда стал подниматься на противоположный берег, не удержался, покатился назад и скрылся под снегом. На поверхности остались только голова и руки, которыми он стал усиленно жестикулировать. Оказывается, лед у берега был слабым, и Юра провалился в воду. Когда его вытащили, он был весь мокрый.

Необходимо было поскорее отойти в лес и оказать ему помощь. Костер разводить опасно, поэтому натянули две плащ-палатки, где Юра переодел нижнее и теплое белье, а ватные брюки, шубу и валенки выжали, насколько смогли. Кто-то сказал, что опилочная масса в грелках пропитана то ли спиртом, то ли денатуратом. Предложили выжать содержимое и дать выпить Юре, чтобы он хоть немного согрелся. Кто-то даже утверждал, что такой напиток называется «жми-дави» и что большого вреда человеку он не причинит, но в мороз немного согреет. Собрали все грелки, что были в отряде, выжали граммов 20–30 этого зелья, и Чернявский выпил, закусив куском свиного сала.

* * *

В лесу юго-восточнее станции Чаща был сделан привал, здесь предстояло пробыть до темноты, часов до восьми вечера. Командир дал указание от каждой группы выставить посты, под-часкам находиться в месте расположения группы, смену часовых производить каждый час. Все было спокойно, только восточнее нет-нет да и залают собаки. Это, видимо, в Кремено. Получили сведения, что там расположился немецкий гарнизон.

Мы отдыхали сидя, завернув плащ-палаткой ноги и зарыв их поглубже в снег. Рукавицы снимали и руки засовывали в рукава, а шапки натягивали до самых глаз. После двухчасовой дремы в таком состоянии мы вскакивали и усиленно пытались согреться. Но все тщетно, холод пробирал до костей. И неудивительно, так как мороз был больше двадцати градусов. Чернявский чувствовал себя нормально, одежда внизу, ближе к телу, стала подсыхать, хотя снаружи замерзла и стояла колом.

Все с нетерпением ждали наступления сумерек, чтобы можно было двигаться дальше. Наконец мы встали на лыжи. Сотников принял решение переходить Витебскую железную дорогу южнее станции Чаща примерно в трех километрах. Головной дозор осторожно продвигался вперед. Идти было трудно – вещевые мешки весили порядочно, лыжи проваливались глубоко в снег.

На расстоянии нескольких сотен метров от полотна Алексей Иванович остановил отряд и приказал провести наблюдение у насыпи. Через полчаса разведка вернулась и доложила, что охраны на железной дороге не замечено и само полотно местами порядочно занесено снегом, видимо, немцы регулярного движения по дороге еще не наладили.