Моцарт. Посланец из иного мира. Мистико-эзотерическое расследование внезапного ухода - Геннадий Смолин Страница 69

Констанция и Франц Ксавер сразу же после премьеры «Волшебной флейты» вновь вернулись на целебные воды в Баден.

Вена, октябрь 1791 года.

Д-р Клоссет.

Я не упускал своего пациента из поля зрения и наблюдал за ним по мере возможности.

В октябре Моцарт фактически был представлен самому себе. Даже за месяц до гибели он придерживался прежнего распорядка: так же был предельно насыщен работой каждый его час, день, а самочувствие, аппетит и сон в середине октября, судя по двум письмам к жене, казались сносными.

Моцарт присутствовал на представлении «Волшебной флейты» 8, 9 и 13 октября, причем один раз его видели с А. Сальери и его пассией Катариной Кавальери.

Маэстро махнул рукой на адюльтер Констанции с его секретарем Францем Ксавером, что явствует из его очередной депеши в Баден («делай с NN, что хочешь»). Я совершенно случайно заглянул на оставленный маэстро лист с текстом и прочитал часть письма, адресованное Констанции. Это следует из последнего письма от 14 октября 1791 года (или были еще — мне неведомо?), написанного за полтора месяца до кончины Моцарта.

Я, как доктор, могу доподлинно утверждать: ни в его каждодневном рабочем распорядке, ни в его письмах к жене в Баден нет и намека на болезнь. И эта загадка стоит того, чтобы серьезно задуматься над порой «странными» разговорами маэстро об отравлении, каких-то подозрительных «серых» посланцев по поводу заказа уже исполненной заупокойной мессы и вещих снов Моцарта, про которые он мне рассказал!..

Вена, ноябрь 1791 года.

Д-р Клоссет.

Последний раз в обществе Вольфганг Моцарт появился 18 ноября 1791 года. На освещении нового храма «Вновь увенчанная надежда» композитор продирижировал своей «лебединой песней» — небольшой масонской кантатой «Громко возвестим нашу радость». Домой он пришел никакой.

Констанция прислала служанку Лорль, чтобы та привела меня к Моцартам.

Я внимательно осмотрел маэстро: налицо было страшное переутомление; нервная система крайне истощена. Очень подавленное состояние; пульс слабый и нерегулярный, частота его колебалась от 70 до 80 ударов в минуту. Температура тела — 35 градусов по Цельсию. Больной обильно потел, испытывал жажду и говорил, что у него нет никакого аппетита, а от пищи его воротит. Иногда он выражал желание выпить немного вина, но решительно отказывается принимать лекарства. Усиление лихорадки при ледяных ногах. Его знобило всю ночь, жар перемежался с ознобом, особенно в нижних конечностях. Больной испытывал болезненное потягивание внизу живота.

На другой день я пригласил коллегу и главного врача городской больницы Маттиаса фон Саллабу, он тщательно осмотрел Вольфганга и довольно громко сказал, что не разделяет моих опасений и предсказывает улучшение состояния. Как я понял, доктор Саллаба не считал, что маэстро страдает серьезным заболеванием; его недомогание — скорее всего психического происхождения. Я хотел бы думать так же.

Наутро Моцарту действительно стало лучше. Правда, к вечеру опять стало худо. Приступы рвоты становились опасными; я пытался их остановить и предложил ему безвредную противорвотную микстуру, содержащую опий. Он безропотно согласился:

— Доктор, отныне я ваш больной, буду слушаться медицину и готов принять ваши лекарства.

Я подал ему настойку, он внезапно поднес ее ко рту и выпил залпом. К несчастью, она мало помогла, и рвота продолжалась; а с ней тягостные приступы удушья, крайнее беспокойство. Он повсюду ощущает боль. Сон наполнен кошмарами, ужасающими картинами. Тошнота. Рвота слизью. Обильный липкий пот.

Практически с 20 ноября Моцарт слег в постель и больше не поднимался.

Теперь он стал похож на собственную тень. Полнота его испарилась, как снег под солнцем; он был ужасно бледен; огонь в его глазах потух, и он стал настолько слаб, что ежеминутно терял сознание; затем добавилась внезапная рвота. Болезнь началась с воспаления рук и ног и их почти полной неподвижностью.

Пение канарейки причиняло ему почти физическую боль, и птицу унесли из комнаты. Зато сознание не покидало его. Вечерами, когда шла его «Волшебная флейта», Моцарт следил по часам за ходом каждого спектакля, которые, кстати сказать, проходили с возрастающим успехом.

Вена, 3 декабря 1791 года.

Д-р Клоссет.

Сегодня утром Моцарту пустили кровь; состояние немного улучшилось. Маэстро с видимым удовольствием съел с ложечки сухарик, яичный желток, выпил вина. Но силы его убывают с возрастающей быстротой. Дремота, тошнота; рвота того же вида, что и раньше. Даю болеутоляющие микстуры. Зофи Хайбль предлагает дать Моцарту молока, которое, по ее мнению, сможет облегчить жестокую агонию маэстро. Я противлюсь изо всех сил и мешаю, чтобы умирающему Вольфгангу дали молока. Моцарт больше ничего не хочет пить, кроме вина, разбавленного подслащенной водой. Всякий раз, как я подаю ее, он с благодарностью смотрит на меня, и с трудом говорит:

— Хорошо, герр доктор, очень хорошо!

Полдень. Пульс прыгает: то едва заметный, то прерывистый, до 110 ударов в минуту, температура гораздо выше обычной.

3 часа пополудни. Моцарт в полном сознании. Он обращается к своим домашним:

— Я скоро умру, несомненно, мне дали яду.

Странно, но у Вольфганга не было три дня стула; клизму я не стал делать, поскольку она может спровоцировать спазмы, опасные для больного; он и так слишком слаб.

Моцарт подолгу лежал с закрытыми глазами, с вытянутыми вдоль постели руками; я коснулся руки — она холодна как лед. Я оставался один у постели Моцарта, сдерживая эмоции, но слезы текут сами.

Пришел доктор Маттиас фон Саллаба. Я описал симптомы болезни; коллега пожелал самостоятельно ознакомиться с состоянием пациента. И неожиданно предложил дать слабительное — хлористую ртуть или каломель. Я протестовал: больной обессилен, и слабительное может привести к его гибели. Но вмешался до этого нейтральный барон Готфрид

Ван Свитен и секретарь маэстро Франц Зюсмайр. К ним присоединилась Констанция. Я в одиночестве, а их — четверо; они побеждают.

Разумеется, я был шокирован таким поворотом. Больной может потерять сознание и еще хуже: ослепнет и оглохнет, а мышцы его парализуются. Нервная система еще будет функционировать, но в силу вступит разъедающее действие хлористой ртути на слизистую пациента. Правда, желудок больного может вытолкнуть в виде рвоты токсическое содержимое каломели. Но защитная реакция желудка подавлена введенным ранее в организм Моцарта рвотным. Дилемма налицо: если желудок тотчас же не выбросит ядовитую смесь, смерть пациента неизбежно наступит через день-два.

Я был сражен уже тем, что в желудок Моцарту вводилась завышенная комбинация каломели и оршада, а до этого пациенту давали рвотное. Доза в два кристалла каломели, рекомендованная моими оппонентами Моцарту, была чистейшим безумием. В то время в Австрии обычно прописывали один кристалл каломели.