Дневник самоходчика. Боевой путь механика-водителя ИСУ-152. 1942-1945 - Электрон Приклонский Страница 69

В 17.00, после установки другого НК, машина наша ожила и пошла в Таращу. Мы сделали небольшой крюк и подъехали к тому яру... Все в груди у меня холодеет от лютой ненависти к фашистским убийцам и палачам, нет, хуже... Не знаю, как это можно и назвать. Перед глазами нашими – широкое дно балки, все устланное трупами расстрелянных или заколотых штыками советских людей. Все присыпано, прикрыто, точно саваном, белым снегом. Из-под снега торчит то рука, то нога. Ноги большей частью босые. Верхней одежды на многих убитых тоже нет. Душегубы и кровопийцы остались верны своей мародерской натуре, известной в мире под маркой немецкой хозяйственности и аккуратности. Там и здесь угадываются под белым покровом маленькие детские тельца. И особенно врезалась в память крохотная детская ручонка (я увидел ее ближе всего), застывшая навеки в трогательно беспомощном движении. Она как немой страшный упрек: а где же ты в это время был?

А мне... еще в ремонте стоять. Наверное.

Поставив машину во дворе хаты, с ожесточением взялся за вентилятор, который стучит со времени приема машины в Пушкине. Провозился до глубокой ночи, но спал плохо: виденное днем в балке мучало, да еще и кашель привязался, такой сухой, что дерет дыхательное горло, словно наждаком.

10 февраля

Весь день ремонтировались, но дело явно идет к «загару». Мотор – в съемке. Так решил зампотех полка и тут же щедро выделил в помощь нашему экипажу свой последний резерв – одного ремонтника-моториста и полиспаст.

Быстро сняв броню, мы установили над моторным отделением огромную треногу из тяжелых бревен, вроде копра, подвесили полиспаст и приступили к делу.

12 февраля – 11 марта

Проработали почти без отдыха более двух суток: сами сменили двигатель! Вдовин опять хандрил. Дома у него все в порядке. Не поймем, в чем дело. А может быть, он думал, что воевать на белом коне будет?

Вечером пришел зампотех, проверил установку двигателя, попросил завести, послушал и объявил благодарность всему экипажу за проделанную работу. Приятно, конечно, что твой труд ценят, но ребята из нашей маршевой уже воюют, а мы по милости зампотеха из подмосковного «бабьего яра» отхватываем благодарности за... сидение в тылу, пусть даже он считается ближним.

Уходя, инженер-подполковник пригласил нас с Николаем к себе (мы едва успели переодеться и попали, как говорится, прямо с корабля на бал), чтобы отметить успешное окончание работы.

Хлопотливая хозяйка хаты уже понаставила на стол всякой домашней снеди. Мясо было консервированное, наверное из НЗ инженера. Он представил нам офицера, сидевшего возле теплой грубки и массировавшего ладонь левой руки. Это был помпотех батареи техник-лейтенант Геннадий Яранцев, возвратившийся из госпиталя. Он назначен старшим на нашу машину и будет сопровождать ее до места.

За столом сидели долго, часа два, а может, больше. Беседовали. В натопленной комнате от угощения глаза мои стали сами собой слипаться. Инженер-подполковник очень тепло отзывался о нашей работе, о том труде, которого, к сожалению, люди часто не видят или просто не могут видеть и поэтому не представляют, чего это стоит. В заключение он вручил моему командиру и мне отпечатанные на пишущей машинке благодарности, скрепленные подписью и печатью, и, дружески улыбаясь, пояснил: «Пусть будут при вас. Так надежнее. Личные дела когда-то вас еще найдут. Счастливого вам марша!»

Завтра – вперед!

* * *

13-го числа мы были уже в Лукьяновске (село это местные жители называют фамильярно Лука), в 60 километрах от Белой Церкви. В пути мучился с главным фрикционом: ремонтники (во второй половине дня нам на помощь был прислан еще один) вчера, в самом конце работы, ухитрились сломать ушко рычага выключения главного. Пришлось рычаг менять. Когда выезжали догонять полк, снова получили приказ взять на буксир сразу два перегруженных «Студебеккера» со снарядами для СУ. Заносы сильные, и колесные машины, даже с двумя мостами, самостоятельно двигаться не могут. Тащил этих проклятых студов до тех пор, пока совсем не отказал левый бортовой фрикцион. Очень помог в этом расторопный старшина Казаков, из кадровиков, любезно предложивший мне вести машину по очереди. И зачем было допускать его до рычагов? Дергает машину: конь-то не свой!

Так и не дотянув до Лысянки, вынуждены были остановиться в Чесновке. Вблизи нее, на противоположной стороне балки, обнаружили подбитую самоходку, сняли нужный фрикцион, кряхтя, перетащили его на себе по сугробам и сами в течение ночи заменили неисправный, не ожидая ремонтников. Да и откуда их было ждать?

Ни лебедки у нас, ни полиспаста. Поднимали наверх и опускали фрикцион в трансмиссионное отделение, обмотав двухсоткилограммовый широкий и короткий стальной цилиндр монтажным тросиком, в петлю которого продевали для надежности два колена банника.

Ефим Егорыч, не обделенный силушкой, в пару себе выбирал, к моей гордости, меня, когда требовалось поднять фрикцион на моторную броню, а наверху подхватывали груз уже Сехин и Вдовин.

В одном из ответвлений балки стоял еще подбитый КВ-1-85, который мы заметили, занятые делом, не сразу, так как из оврага едва выглядывал самый верх его башни. Кто-то из ехавших на «Студебеккере» рассказал, что это машина командира танковой роты, геройски погибшего накануне в бою на подступах к Лысянке.

Старший лейтенант (фамилии его рассказчик не знал) умело расставил свои пять машин в естественных укрытиях, в складках местности, таким образом, что каждый КВ имел два-три удобных выхода из балки на поле. За полем этим и особенно за дорогой, которая тянется по-над балкой, было установлено самое тщательное наблюдение, потому что здесь пролегал путь одной из мощных танковых колонн противника, который торопился на выручку своим угодившим в очередной котел дивизиям. Противник стремился во что бы то ни стало разорвать наружное кольцо окружения и прорубиться через наш коридор, еще не очень широкий в этом месте, чтобы ударить в спину нашим, дерущимся на внутреннем кольце. В этом шумном коридоре, густо набитом нашими частями различных родов оружия, по-старушечьи ползала, а больше стояла и моя дряхлая самоходка, получившая новое сердце.

Но вернусь к подвигу танкистов под Чесновкой. Как только неприятельские танки и самоходные орудия приближались к балке и показывали борта, КВ-85 с заряженными орудиями по команде командира роты неожиданно для врагов выскакивали наверх, производили один-два верных выстрела и быстро исчезали, скатываясь задним ходом в балку. Скрытно сменив позицию, танки появлялись всякий раз в другом месте то взводом, то поодиночке, нанося противнику тяжелый урон.

Мы видели в той балке лишь две подбитых наши машины, а немецких насчитали почти два десятка, среди которых имелось три «Тигра» и один «Фердинанд».

Машина командира роты застыла у выхода из балки. В маске КВ зияет круглое отверстие от 88-миллиметровой болванки. А напротив советского танка, всего метрах в семидесяти от него, – громоздкий черный фашистский «Тигр», тоже пораженный выстрелом в башню. Немецкому наводчику удалось произвести свой последний в жизни выстрел только потому, что «Тигр» в момент дуэли не двигался, а стоял, ловко приткнувшись к большому стогу, темневшему по ту сторону дороги, и спустил ствол пушки, заранее наведя ее на край оврага. Однако и эта хитрость матерого фашистского вояки, умеющего «пастись» в ожидании жертвы, не спасла его от возмездия.