Под грозовыми тучами. На Диком Западе огромного Китая - Александрa Давид-Неэль Страница 67

— Сходите завтра опять на вокзал, — посоветовал китаец.

Ионгден заглянул туда назавтра и услышал то же, что и накануне.

Мы находились в пути уже шестой день. Когда мы ехали сюда, нам потребовалось всего три дня, чтобы добраться из Тайюаня в Утайшань. Деньги, собранные на дорогу с таким трудом, почти кончились, и перспектива застрять в этой глуши без всяких средств внушала мне серьезные опасения. Я подумала, не пойти ли мне одной, пешком, в Тайюань, чтобы получить там деньги по своему пекинскому чеку. Ионгден вызвался меня заменить, но я подумала, что банкиры захотят видеть меня лично. Мы могли бы отправиться в город вместе с сыном, но я недостаточно доверяла слугам, чтобы оставить их надолго одних с вещами.

Я решила уйти на следующее утро, но ближе к вечеру ко мне неожиданно явился хозяин гостиницы с торжествующим видом. До него, дескать, дошли слухи, что в Опянь прибыли три повозки с товарами, и он тотчас же договорился с двумя погонщиками, что они довезут нас до Синьчжоу. Они готовы были нам помочь, при условии что мы заплатим каждому по тридцать долларов. Это были бешеные деньги, но китайцы предполагали, что у нас нет другого выхода. Хозяин гостиницы дал согласие от моего имени — он наверняка должен был получить приличную сумму за то, что обеспечил возчикам такую наживу.

Эти люди тоже хотели совершать переходы по ночам и, поскольку они только что прибыли, попросили дать животным передохнуть до следующего вечера. Таким образом, нам предстояло провести еще один день в гостинице с вытекающими отсюда расходами, и кто мог поручиться, что за это время погонщики не передумают и не откажутся следовать в Синьчжоу?

Поэтому я стала решительно настаивать на том, чтобы мы немедленно двинулись в путь. Мулы отдыхали уже несколько часов, и я готова была подождать еще четыре часа. Из Опяня следовало выйти с наступлением ночи. В конце концов китайцы согласились и, в соответствии с моим требованием, привели в гостиницу мулов с повозками. Я добивалась этого, чтобы их владельцы не сбежали без моего ведома.

Наконец мы покинули Опянь и долго петляли, стараясь избежать встречи с доблестными вояками, способными забрать у нас мулов. Наш караван двигался без происшествий до глубокой ночи, и тут китайцы заявили, что животным надо поесть и отдохнуть. Они распрягли мулов, а я сошла на землю размяться.

Мы ехали по хорошей дороге, стояла ясная погода. Я решила немного пройтись, но на меня набросились тучи комаров, и я поспешила снова забраться в повозку и спрятаться под одеялом от этих гнусных насекомых с их болезненными укусами.

Мулы медленно и шумно жевали корм, погонщики тихо переговаривались, сидя на земле, а я вспоминала о своих былых ночных стоянках в Центральной Азии. Мы почти постоянно были начеку, чтобы разбойники не застали нас врасплох, держали оружие под рукой и не спускали глаз с лошадей, которые могли привлечь грабителей. Теперь нас терзали иные опасения, но, как и тогда, страх витал в воздухе, не давая нам уснуть. Была такая усталость, что хотелось одного: расслабиться и забыться. Я уже начала дремать, как вдруг из поднебесья донесся глухой подозрительный шум. Вслед за этим раздались звуки отдаленной бомбежки, после чего все стихло, а затем послышались новые взрывы.

Китайцы вскочили и насторожились. Я велела им запрягать мулов, которые уже поели и отдохнули. Приближался рассвет, пора было уходить.

— Там опасно, — сказал один из погонщиков, — нам надо спрятаться. Мы находимся возле железной дороги, и нас могут увидеть с самолетов, отслеживающих поезда.

Спрятаться!.. Уже неделю я только и слышала эту старую песню!

Я объяснила возчикам, что мы движемся не в сторону железной дороги, а в противоположном направлении и успеем до рассвета добраться если не до Синьчжоу, то, по крайней мере, до какой-нибудь ближайшей деревни. Китайцы не желали ничего слышать.

Их внимание привлек перелесок с еще не облетевшими листьями посреди поля, далеко в стороне от нашей дороги, и они побрели туда прямо по пашне, местами залитой водой. Кое-как добравшись до цели, китайцы расположились там и отказались двигаться с места. Я чувствовала, что еще немного, и я взорвусь.

Всё было в порядке, не считая того, что мы сидели без пищи и нас съедали комары. Около полудня хлынул проливной, долго не прекращавшийся дождь и, когда вечером мы собрались уходить, поле, через которое мы прошли ночью с таким трудом, превратилось в настоящее озеро. Погонщики поняли, что вернуться назад тем же путем невозможно, и принялись петлять в поисках какой-нибудь тропы, которая вывела бы нас на дорогу. Было темно, и вдобавок дождь лил как из ведра. Уже в десяти шагах не было видно ни зги. Моя тележка качалась во все стороны, как барка во время шторма, и два ее больших колеса увязали в глубокой грязи, покрытой водой. Лежавшие сверху вещи то и дело с шумом ударялись друг о друга, грозя свалиться в топь. Внезапно повозка резко накренилась вперед, и носилки оказались на земле; я соскользнула вниз и почувствовала, как что-то тяжелое ударило меня по лбу.

Оглушенная и потрясенная, я даже не успела вскрикнуть. Находясь в полубессознательном состоянии, я некоторое время не могла понять, что произошло. Однако боль быстро привела меня в чувство. Я поняла, что тяжелый ящик с книгами отвязался и свалился мне на голову.

Ионгден сидел позади, по другую сторону горы тюков. Почувствовав, что она рушится, он тут же соскочил на землю и барахтался в грязи, высматривая, не выпал ли из повозки какой-нибудь из наших ящиков или чемоданов.

Если бы только это! Достаточно было одного движения, чтобы ящик с книгами съехал вперед и окончательно расплющил мне лицо. Осознавая эту угрозу, я старалась не потерять сознание.

— Пойди сюда, — сказала я ламе, — и позови кого-нибудь. Я не могу пошевелиться, ящик упал мне на голову.

Охваченный ужасом Ионгден стал звать на помощь; на его вопли сбежались наши слуги и погонщик, правивший второй повозкой, — все трое расположились там. После падения мула мой возница, сидевший, как водится у китайцев, на краю телеги, свесив ноги, свалился в грязь, носилки опрокинулись.

Все эти подробности мне сообщили позже. Наконец я почувствовала, что давивший на меня груз сняли, и Ионгден обхватил мою голову обеими руками.

— Вам очень больно? — спросил он.

По правде сказать, я не знала. Я слышала какой-то невнятный гул, и было такое чувство, будто все мои мысли кружатся в вихре, и от этого невероятно шумит в голове.

Лама расстелил свои покрывала во второй повозке, и один из погонщиков, человек высокого роста, не настолько увязавший в грязи, как мой сын, вызвался отнести меня туда.

Мне пришлось наклониться вперед и опереться о край повозки, чтобы он смог меня поднять, но, попытавшись это сделать, я почувствовала в колене и в боку такую сильную боль, что не удержалась от крика.

— Ой! — сказала я Ионгдену. — Я не могу двигаться.

До сих пор я не вполне понимала, как на мне отразилось это внезапное падение. Повозка представляла собой обычную платформу, практически без бортов, на двух больших колесах. Моя нога оказалась снаружи и попала между спицами одного из колес.