Сто голосов - Скотт Макконнелл Страница 67

Илона Ройс Смиткин — художница, нарисовавшая портрет мисс Рэнд и много лет дружившая с Айн Рэнд и Фрэнком O’Коннором. Она родилась в Польше и изучала живопись в берлинской Reimann-Schule, а также в Королевской академии искусств в Антверпене.

Даты интервью: 15 апреля 1998 года и 15 апреля 1999 года.

Скотт Макконнелл: Как вы познакомились с Айн Рэнд?

Илона Ройс Смиткин: Через Фрэнка O’Коннора, с которым познакомилась в Студенческой лиге искусств («Art Student’s League») в Нью-Йорке. В конце 1950-х я дала Фрэнку несколько уроков по части живописи маслом. Дело происходило на вечеринке в моем доме, и Фрэнк сказал: «На вашей вечеринке присутствуют люди, которые понравятся моей жене». Тогда я сказала: «Приводите ее с собой. Чем занимается ваша жена?» Он ответил: «Пишет романы». И я спросила: «Какие именно?» Он ответил: «Наверное, вы не знаете. Она — автор Источника». Тут я разволновалась, потому что как раз читала Источник, и сказала: «Как это я могу не знать ее! Буду рада познакомиться с ней».

Расскажите об уроках, которые вы давали мистеру О’Коннору.

Побывав в Студенческой лиге искусств, он заметил, как я рисую, подошел ко мне и сказал: «Мне хотелось бы ускорить свое обучение живописи. Не возьметесь ли вы поучить меня?» Мы сговорились и приступили к работе.

Какое первое впечатление произвела на вас Айн Рэнд?

Огромное. Я буквально пребывала в священном трепете, она казалось мне окутанной некоей мистикой. Она была абсолютно ни на кого не похожа. Одевалась она очень интересно и даже несколько драматически; как, впрочем, и Фрэнк. Действовала она решительно и уверенно. И я, в то время девушка, не уверенная в себе — не знавшая в точности, кто я такая и куда направляюсь, — была просто потрясена этой обретшей себя личностью, обладавшей такими глубокими познаниями и буквально испускавшей электрические лучи. Как личность Айн Рэнд, безусловно, отличалась от прочих людей.

Каким вы восприняли Фрэнка О’Коннора?

O, это был очень веселый человек, наделенный веселыми глазами и чувством юмора. С ним было легко. Обычно, когда наши занятия заканчивались, он говорил: «А теперь идем в „Русскую чайную“, выпьем и расслабимся». Там мы сидели часок-другой и говорили, говорили и говорили о всяких разностях. Это было просто великолепно, ибо он был очень обаятельным человеком. Он всегда говорил, что думает, однако делал это с умом. Он умел видеть забавную сторону жизни.

Он никогда не рассказывал, кто он такой и что собой представляет. Многие люди даже не знали, что Айн Рэнд является его женой. Что было совсем неплохо, по моему мнению, ибо в противном случае он растворился бы в ее тени. Но он и сам представлял собой личность. Он был высоким поджарым и элегантным человеком. Помню, что, когда еще никто не носил капюшоны, он носил кашемировый капюшон синего морского цвета. Кроме того, он уже тогда, раньше всех прочих, носил сумку, похожую на футляр фотоаппарата через плечо на ремне. Он всегда был одет очень элегантно, со вкусом, но не перехватывая через край.

Расскажите о том, как вы учили Фрэнка O’Коннора.

Думаю, что тогда он только начинал рисовать, и могу сказать, что он был очень талантлив. Он быстро схватывал предмет, хорошо ощущал композицию и цвет. Он всегда был готов к учебе и был очень открытым человеком.

Чему именно вы учили его?

Всем основам с самого начала. Рисунку, композиции — с пояснениями, почему это делается так, а не иначе. Я рассказывала, как можно получить тот или иной эффект — или исправить положение, если ты что-то испортил.

И как долго вы учили его?

Возможно, полгода, а может быть, и три четверти года, потому что ему не нужно было особой учебы. Я спросила его еще в самом начале: «Зачем вам это нужно? Вы и так хорошо рисуете». Он ответил: «Это так, но занятия ускорят процесс». Уроки происходили два-три раза в неделю. Моя студия располагалась поблизости от «Русской чайной», располагавшейся вблизи от Карнеги-холл на 57-й стрит, и он поднимался позаниматься ко мне.

Обратимся к живописи… Какого стиля придерживался мистер O’Коннор в то время?

Вы видели мебель, которая была у них в доме? Такую современную? Он рисовал в подобном стиле. Пренебрегал деталями и выписывал объемы.

Как относился мистер О’Коннор к живописи?

С большим энтузиазмом и жаждой знаний. Когда что-то не получалось, он воспринимал этот факт как вызов, но не позволял себе сердиться или раздражаться, как это делают другие люди. Он все воспринимал с огромным чувством юмора. Это было почти как игра.

А была ли у него собственная философия изобразительного искусства?

Нет, если уж заводить речь о философии, Фрэнк не обнаруживал желания погружаться в ее глубины. Иногда ему приходилось это делать, но только когда он получал удовольствие, ибо такова была его личная философия. Это было нечто доставлявшее ему кое-что, и он полагал, что если будет счастливым, когда придет домой, то и у Айн будут основания для радости. Он был не противоположностью Айн, но, во всяком случае, очень отличным от нее человеком. Если она глубоко вникала в каждое действие — почему ты так сделал, каким образом ты это сделал, и с какой целью — он никогда не оспаривал того, что приносило ему удовольствие: «Отличная вещь, займемся ею».

Что мисс Рэнд говорила о картинах мистера O’Коннора?

Они нравились ей; она никогда не критиковала их и всегда гордилась ими.

Что ей нравилось в его увлечении?

Поскольку он занимался созидательной деятельностью и рисовал, не имея образцов для подражания, то есть созидал.

Нравился ли ей какой-то единственный аспект, например, ощущение жизненности или стиль?

Нет, она принимала его целиком и полностью — таким, каким он был. Я редко встречала подобное увлечение партнером. Он не мог совершить ошибку. Она постоянно восхищалась его работами и поощряла его. Я никогда не слышала от нее критического замечания в его адрес.

В наших архивах хранятся сделанные вами наброски. На одном из них запечатлен мистер O’Коннор.

Он сделан сангиной, мелками Конте. Я написала его портрет до того, как взялась рисовать Айн. Помню, что мы с ним подружились и как-то разговорились, и он сказал: «А знаешь, было бы неплохо, если бы ты нарисовала меня. Что скажешь?» Я ответила: «Ну, конечно». Начинали мы несколько несерьезно, однако портрет его я закончила. По прошествии какого-то времени ко мне явилась Айн и сказала: «Мне нравится твой стиль, ты опускаешь половину подробностей, однако личность на портрете вполне узнаваема». После чего заказала мне свой портрет.