Легенды мировой истории - Карина Кокрэлл Страница 67

Конечно, после Гостомысла Милена сама не стала бы распоряжаться этими землями — это мог делать только ее новый муж. А если его нет — вече, горожане Невгорода! Вот чего добивается этот сброд! Старые обычаи россов! Время менять эти обычаи… И решать теперь будет он.

А сестра довольно красива, значит, муж — только вопрос времени. А она уж постарается, чтобы избранником ее стал кто-нибудь, способный расправиться с ним, с Вадимом! Благодетельница… Уговорила Гостомысла взять его в дружину! А Гостомысл все равно никогда не признавал его первенства как родича перед другими воеводами. Несколько раз унизил его при всех! Вот за то и проглотил вещий гриб, старый медведь! Оба они — и сестрица и Гостомысл — его ненавидели и приветили-то из жалости.

Вадим не позволит себя жалеть! То, что ему не дают, он берет сам! А ведь Вадим мог быть отважен в битве. Взять хотя бы последний поход Гостомысла на степняков!

Он уж позаботится о том, чтобы Милена вознеслась с черным дымом к богам на большом погребальном костре своего мужа… А потом он устроит для горожан хорошую тризну и после этого сядет в Невгороде полноправным князем.

После казни Мирослава и его сыновей Вадим решил бросить все силы на поиски сестры. «А может, она тоже все-таки сгинула?» — с надеждой думал он.

И еще одно заботило Вадима: варяжские пленники сидели в яме уже который день, об этом охотно болтала его челядь на верфи, в харчевнях, в кузнях, на мельницах, но вызволять их Рюрик не являлся. При таком росте этому селедочнику смешаться с толпой даже в Невгороде было бы трудно. А ведь пленные — его родичи. Стало быть, мертв? А что, если варяг просто не желает их вызволять?! Стал бы он сам, брат, делать это для Милены? Так, может, конунг все-таки жив? И скрывается? Ждет момента, чтобы напасть? Улизнул и собирает новое войско?

Еще одна бессонная ночь… А если это боги мстят ему за казненных волхвов? Его прошибла холодная испарина. Или сами мертвые волхвы наслали на него этот недуг и потешаются сейчас над ним из темноты? Он вздрогнул — ему показалось, что кто-то шевельнулся сейчас в темноте дальнего угла княжей избы. Он испуганно уставился во тьму. Нет, никого…

Чтобы заснуть наконец хотя бы от утомления, Вадим приказал привести ему в постель двух степнячек-неволь-ниц, отнятых у кого-то из воевод. Но девки пришли заспанные, их равнодушная покорность раздражала, он никак не мог по-настоящему возбудиться и прогнал их прочь. Они уходили, кутаясь в свои покрывала, и он заметил на лице одной мелькнувшую усмешку. Он ударил ее по губам. И еще. И еще. И еще!

— Это тебе, чтобы не смела улыбаться своему господину! — сорвался он на крик.

— Никогда, господин! — ответила хазарская сучка и опять улыбнулась рассеченными в кровь губами.

В глазах его потемнело. Пульсирующая боль охватила весь затылок и через виски подступила к глазам.

И тут в Невгороде заголосили петухи.

Олаф

Когда Аскольд занес над Рюриком меч — там, в медхусе конунга россов, — Олаф не поверил сначала своим глазам, но тут же бросился на предателя. Аскольд все же успел ударить, но меч задел Рюрика только вскользь, и вся сила удара пришлась по краю перевернутой столешницы. Они с Ингваром пытались вынести залитого кровью Рюрика из битвы и одновременно отбивались от Аскольда. Олаф видел, что в дальнем конце медхуса дрались остальные хаконы, которых тоже втянули в побоище.

Олафу и Ингвару удалось вырваться наружу. Рюрик был без чувств, но, кажется, дышал.

— Там — коновязь! К кораблям, быстро! — прорычал Ингвар, взваливая на себя огромное тело брата.

— Оставлять пир, не попрощавшись?! — раздался вдруг за спиной голос Аскольда.

— Ингвар, уходи, я задержу его! — крикнул Олаф и бросился на него с мечом. Из безоконного медхуса неслись приглушенные, словно сквозь вату, звуки побоища. Ворота крепости были распахнуты.

Ингвар дотащил Рюрика до коновязи, отвязал оседланную лошадь, с нескольких попыток (лошадь нервно ржала и не хотела стоять на месте) тяжело перекинул брата через седло, привязал его поводом к стремени… Копье насквозь пробило ему колено сзади. Теряя сознание, он все-таки успел ударить лошадь по крупу, и та понеслась прочь из ворот крепости к лесу — с бесчувственным, залитым кровью Рюриком на спине.

Очнувшись на дне ямы, Олаф услышал над собой словно с неба доносящиеся голоса:

— …Лошадь с трупом нигде не смогли найти, точно Мокошь в реку утянула! — сказал один голос. Говорили по-славянски.

— Если он жив и сбежал, покрутитесь у меня на колу! — раздраженно ответил другой.

— А что с этими делать, Вадим? — спросил первый голос. — У одного нога разворочена, другой — тоже не лучше, еле дышит. Добить да и сжечь вместе с остальными?

— Мой человек спрашивает, не лучше ли их добить, Аскольд? — спросил второй голос на языке норе.

— Я понял, что спрашивает твой человек, — услышал Олаф голос Аскольда. — Эти — твои. Делай, что хочешь.

— Да, ничего не скажешь, дар!.. Так ты думаешь, дружина Рюрика пойдет за тобой в Миклегард?

— Все хаконы Рюрика — мертвы. Вон они, у стены, лежат в ряд. И что-то пока не видно прилетевших за ними валькирий! — Голоса засмеялись весело, уверенно. — У дружины есть выбор: или со мной в Миклегард, или за своим конунгом и хаконами — в Валхаллу! Но среди «рус» — достаточно верных мне людей. Я обещал им неслыханную долю в добыче. Да и добыча будет неслыханной.

— Ты уверен, что он мертв?

— Рюрик? Уверенным в этом можно быть только тогда, когда голова лежит на некотором расстоянии от шеи.

Щенок помешал мне снести ему голову, я зацепил его только краем. Да не бойся! Он теперь совсем один, тяжело ранен и не опасен. Да и протянет он не долго!

— А этот Рюрик, он очень привязан к своим родичам?

— Да, можно сказать и так, хотя ничего нельзя знать наверняка! — Аскольд рассмеялся. — Еще той зимой, на Ильмене у твоего отца, я знал, что рано или поздно ты своего добьешься. Хитрый, дьявол… Или как там тебя теперь — князь Вадим? — Он помолчал: — А я ведь понял: ты спрашивал о родичах и Рюрике потому, что решил поймать конунга «на живца»? Ловко!

Олаф слышал, как Вадим довольно усмехнулся.

— Я рад был нашей встрече, Одноухий Аскольд! Когда обратно из Миклегарда?

— Через год, перед самой короткой ночью мы должны быть уже здесь. Зимовать будем в Миклегарде. Там зимы мягкие. Да, если тебе, как возьмем Миклегард, нужна будет моя помощь, можешь рассчитывать на моих людей, и возьму за это недорого, как с друга. Да, все хотел спросить: откуда у тебя в дружине степняки? И впрямь они добрые конники?

— Конники — лучше не бывает! А появились у нас две зимы назад. Говорят, что раньше кочевали по берегам Большой Реки и жили сытно, но жестокая засуха уничтожила их пастбища и скот. И потому, мол, ушли в другие земли, что остались совсем без женщин — одни умерли, другие — нашли мужей в сытных землях, а эти молодцы сели на оставшихся коней и стали сражаться за тех, кто дает им женщин, мед и серебро.