Мятежный век. От Якова I до Славной революции - Питер Акройд Страница 67

При неуклонном формировании антагонистических сил пошли разговоры о гражданской войне. Споры и разногласия возникали повсюду. Через два дня после Рождества вокруг Вестминстера снова собрались толпы, чтобы потребовать ответа палаты лордов на новую петицию против епископов. На них напал отряд солдат, однако горожане отбивались с яростью, подогреваемой страхом. Они атаковали войска с кольями, камнями, дубинами; к ним присоединились несколько моряков с дубинками; солдаты были побеждены и отступили. Группу подмастерьев арестовали и поместили под стражу в таверну «Русалка». Их товарищи взяли таверну штурмом и освободили арестованных. Следующим утром солдаты заняли Вестминстерское аббатство, атаковали горожан с холодным и огнестрельным оружием; днем они порубили группу подмастерьев. В отместку горожане угрожали закрыть свои лавки и прекратить торговлю.

Епископы вместе сидели в палате лордов при свете факелов, прислушиваясь к яростным крикам и угрозам толпы. Им пришлось покидать палату, прибегая к ухищрениям: кто-то ушел под защитой высокопоставленных лордов, других направили к тайным выходам из здания. Граф Хантингдон сообщил: «Между Йорк-Хаусом и Чаринг-Кросс было десять тысяч подмастерьев с алебардами, палками, а некоторые и с клинками. Они стояли так плотно, что было очень сложно проехать в экипаже, и темной ночью от бесчисленного количества факелов было светло как днем. Они кричали: “Нет епископам, нет папистским лордам!”, заглядывали в наши экипажи, нет ли внутри епископов, так что мы подвергались большой опасности».

На следующее утро горожане и подмастерья вернулись в Вестминстер с твердым намерением убить любого епископа, который отважится прийти. Заметив лодку епископа, идущую через Темзу, они кричали: «Епископ! Епископ!» – и не давали ему пристать к берегу. Вероятно, хотя и не доказано, что эти беспорядки на самом деле планировались и организовывались парламентской партией, чтобы оказать дополнительное давление на короля.

29 декабря группа из двенадцати епископов подала жалобу на то, что их «жестоко запугивали, унижали и оскорбляли», а принятые во время их вынужденного отсутствия решения палаты лордов не имеют законной силы. Это было равносильно утверждению, что без епископов парламент незаконен. Члены палаты общин пришли в ярость от того, что они посчитали заносчивостью: на следующий день епископов обвинили в государственной измене и отправили в Тауэр, а ночь стояла снежная и морозная. Теперь высшие сановники Англиканской церкви, включая обоих архиепископов, находились под замком. Появилась возможность, что в их отсутствие пуританская оппозиция сможет наконец провести свои радикальные меры через палату лордов. Король отнюдь не был одинок в попытках применения силы и тайного сговора.

На следующий день во дворе и в окрестностях Вестминстера увидали большое количество старых военных офицеров короля, которых Симондс Д’Эвес описал как «отчаянных и распущенных малых». Джон Пим приказал держать закрытыми двери своей палаты. Затем он объявил, что раскрыл заговор, устроенный с целью до наступления ночи разогнать палату общин, – еще одна пролитая в огонь капля масла.

В первый день нового, 1642 года дела дошли до точки кипения. Комиссии палаты общин и остатки палаты лордов собрались в Гилдхолле, чтобы обсудить общую стратегию. Было согласовано, что следует собрать отряды обученных военных под властью парламента; на этой встрече также было решено обвинить королеву в связях с католическими мятежниками в Ирландии, – вероятно, чтобы спровоцировать короля на резкие шаги. Подготовленные парламентские отряды действительно сформировали, практически отдав Лондон под их контроль. Мобилизовывать вооруженные силы без разрешения короля было актом измены, но, похоже, никого это больше не заботило.

В любом случае Карл уже готовил планы обвинить в измене конкретных членов парламента: он уже заявлял, что об их переписке с шотландцами, да еще в военное время, «забывать нельзя». 3 января палате лордов зачитали обвинения против лорда Мандевилла, Джона Пима, Джона Хэмпдена, Артура Хейзелрига, Дензила Холлса и Уильяма Строда. Пим на следующий день направил делегацию в муниципальный совет Лондона с просьбой о помощи; совет недавно избрали с пуританским большинством, и в этот день он сформировал для города «комитет безопасности».

Это было вовремя, поскольку король приготовился нанести удар уже во второй половине этого дня. Пима предупредили об атаке, по всей видимости, шпионы при дворе, и он подготовил красочный спектакль. Сразу после полудня обвиняемые королем парламентарии заняли свои места в палате общин, прекрасно зная, что королю сообщат об их присутствии. В три часа дня Карл выступил из Уайтхолла с вооруженной охраной в 300 человек и проследовал в Вестминстер. Как только известие достигло палаты общин, обвиняемые выскользнули из помещения и укрывались в Суде королевской скамьи, пока их не вывезли в Сити. Когда они уже удалялись, по лестнице в вестибюле прозвучали шаги королевского отряда. Король вошел в палату общин один, но двери оставались открытыми, чтобы парламентарии могли видеть ожидающих вооруженных людей.

«Господа, – сказал Карл, – сожалею, что пришел к вам по такому поводу». Он попросил выдать ему членов палаты, против которых выдвинуты обвинения. Тут он понял, что его заставили раскрыть карты. Он осмотрелся и увидел, что они ушли. «Я не вижу их, – прошептал король, – мне следовало помнить, с кем я имею дело». Он добавил вслух: «Я пришел сказать вам, что должен взять их при любых обстоятельствах. Господин Пим здесь?» Ответа не последовало. «Так, так! Это не имеет значения. Думаю, мои глаза не хуже других». Затем он попросил спикера помочь ему найти нарушивших порядок членов парламента.

«Если будет угодно вашему величеству, – ответил Лентхолл, – пока я нахожусь на месте спикера, у меня нет глаз, чтобы видеть, и нет языка, чтобы говорить что-то иное, кроме того, что прикажет мне парламент, слугой которого я здесь являюсь; и я покорно прошу меня простить, что не могу дать иного ответа на требование вашего величества».

Тут наступило то, что современники называли «долгой паузой» или «мертвой тишиной». «Хорошо, – в конце концов произнес король, – поскольку я вижу, что все птички улетели, надеюсь, вы пришлете их ко мне, как только они вернутся. Если нет, я найду всех сам, потому что их измена отвратительна, причем она такого свойства, что вы будете благодарить меня за ее раскрытие. Даю слово короля, что не намереваюсь применять силу, а буду преследовать их законным и справедливым образом, потому что никогда не имел в виду ничего другого». Карл вышел в большом смущении под раздающиеся отовсюду громкие крики: «Привилегия! Привилегия!»

Члены королевской партии в палате общин сразу поняли, что он совершил грубый, а возможно, фатальный просчет; его авторитет на ближайшее будущее потерян, и в состоянии понятного смятения они смиренно покорились решению парламента для большей безопасности переместиться в зал одной из лондонских гильдий. В вечер провалившейся попытки взять обвиняемых парламентариев весь город приобрел вид военного лагеря. Поперек главных дорог возвели баррикады и повесили цепи; жители предместий и самого города предложили парламенту свою помощь в случае, если на них пойдет армия Карла. Женщины грели воду, чтобы обливать кипятком наступающих кавалеров. Скрывающихся от короля членов парламента надежно укрыли в доме на Колман-стрит, известном центре радикальных схизматиков. Кто-то уже кричал, что король недостоин жизни. Карл фактически потерял столицу.