История кабаков в Росиии в связи с историей русского народа - Иван Прыжов Страница 66

И всё это — должно теперь признаться — делалось по одной лишь инициативе народа. Газеты то и дело сообщали мирские приговоры, которыми за всякое излишнее употребление вина налагался штраф и телесное наказание (до 25 ударов). Половина штрафа шла в мирскую сумму, половина в приходскую церковь. Для надзора за трезвостью в каждом селении выбирали старшину. В других местах не составлялось никаких обществ, а просто народ собирался на сходки, толковал между собою и клал зарок не пить. В редких случаях, когда без вина нельзя было обойтись, покупали виноградное вино. ^[199] Меньше всего было трезвости вблизи столиц, больше всего вдали от них. Последствия этого были самые благодатные: пили только тогда, когда нужно, пьяных не было, цена жизненным припасам понижалась, повинности уплачивались исправно.

Сначала все утешали себя тем, что трезвость долго не продержится. «Опять запьют!» — говорили благодетели. Но как назло, обеты соблюдались строго. В местечке Лукниках Шавельского уезда один государственный крестьянин, несмотря на данный им обет, напился пьян, и крестьяне, узнав об этом, схватили его, приклеили ему на спину вывеску «Пьяница», и с барабаном обвели его два раза вокруг села. В Виленской губернии стали продавать вино по восемь грошей за кварту вместо прежних четырнадцати; потом вино подешевело в шесть раз, наконец, стали выставлять перед корчмами даровое вино, — и никто не пил. В Воронеже выставили даровую водку. Вышли шалуны-ребята, выпили водки, поблагодарили за угощение и объявили, что они всё-таки покупать водки не будут. В Серпуховском уезде Московской губернии крестьяне отказались пить водку; откупщик заплатил за них недоимки восемьдесят пять рублей, чтоб только пили, но всё-таки никто не пил. Недовольство разрасталось, а откупщикам только того и нужно было, только того они и ждали; и вот они начали поджигать волнение. В Пензенской губернии и в Спасском уезде Тамбовской губернии разнёсся слух, что в кабаках будут продавать вино по 15 копеек за одну двадцатую часть ведра. Крестьяне этим были довольны, пошли в кабак, но им по этой цене вина не отпустили. Тут явились подстрекатели, толпа снова нахлынула в кабак и, получив отказ, начала бить посуду, ломать избу. Дали знать полиции, и на место поехали земский суд и жандармские штаб-офицеры. Дошли известия до Петербурга, что дурное вино, продаваемое по дорогой цене, возбуждает всеобщее неудовольствие, и, по предложению министра, как извещали об этом в 135 номере «Московских ведомостей», крестьянам прочитан был публично циркуляр, что они имеют право требовать во всех кабаках простого полугарного вина надлежащей крепости по три рубля серебром за ведро. Начальник Самарской губернии рядом циркуляров вменял в обязанность полиции, чтобы «улучшенное полугарное вино отпускалось покупателям по цене, определённой откупными условиями». И вот, 31 мая крестьяне, приехавшие на большую ярмарку в Иосифо-Волоколамском монастыре, требуют такого полугара, а им подают в незапечатанной посуде какую-то серую жидкость. Они просят дать им водки в запечатанной посуде, чтоб представить её, куда следует, а им отвечают, что в запечатанной посуде продаётся одна специальная. Начинается ропот, поверенный прибегает к силе, в окна полетели камни, прибыла полиция, и крестьян связали и взяли; а управляющий, забрав деньги, поспешил убраться поскорее восвояси.

Во многих сёлах не запрещали пить водку, но только требовали, чтоб пили её дома, а не в кабаке. В других местах не зарекались, чтоб никогда не пить водки, а только на известное время, например, на год. Сделав запись, говорили в ней: «Все эти положения хранить нам свято и ненарушимо в продолжение года, по истечении которого снова собрать сходку и с общего согласия устроить новый порядок, на годовом опыте основанный». Одни делали зарок словесный, другие составляли письменные обязательства и подписывались целыми деревнями, целыми селениями, целыми волостями. В некоторых местах для этого приходили во храм Божий, служили молебен, целовали крест и писали обязательство. Там же, где не было никаких обязательств, делалось так: придут мужики в кабак, приценятся к водке, и вон. В селе Карамышеве Медынского уезда, принадлежавшем князю Меньшикову, считалось 1880 душ, и водки у них продавалось в год на сорок тысяч рублей. Вдруг мужики перестают пить; откупщик в отчаянии едет лично в село и предлагает вино по три рубля серебром за ведро, но ему отвечают единодушно, что будут пить в таком только случае, если будут продавать вино по полтора рубля. При таком положении дел откупщики стали задабривать народ благочестием, стали жертвовать на храмы и так далее, но должны были убедиться, что с народом ничего не сделаешь.

Откупщики обратились к доносу. Прежде всего они шли поклониться исправнику. Исправник приезжал и начинал прицепляться, нет ли беспаспортных, все ли внесены повинности, отчего дурна дорога, и потом мало-помалу дело шло дальше. Вот мужики не пьют вина, а Масленая приближается. Откупщик едет опять объясниться с исправником. Исправник, не желая действовать прямо в пользу откупа, передаёт дело во временное отделение, снабдив его надлежащими советами. Временное отделение, прибыв в имение одного графа, начинает убеждать мужиков, чтоб они пили водку. Начальство собирает крестьян при управляющем питейными сборами и спрашивает, почему это они не пьют вина.

— Так, не желаем, — отвечают крестьяне.

— Отчего же не желаете?

— Очувствовались, — отвечают крестьяне. — Это вино — один раззор хозяйству! Шутка сказать: восемь рублей ведро!

— При том же, — замечает другой, — вино-то больно плохо, хуже нашей хопёрской воды.

— Как плохо? — восклицает управляющий, подступив к крестьянину.

— Да так плохо, как бывает плохо: живот больно пучит.

— Как смеешь это говорить, — кричит управляющий, и бац мужика; мужик — тем же, и произошло смятение.

После уже управляющий предлагал деньги мужикам, чтобы всё было шито и крыто, но денег у него не взяли. Убедили управляющего выставить даровую бочку вина. Он выставил, но никто до неё не дотронулся, — так назад и потащили.

В апреле 1859 года виленский акцизный откупщик ходатайствовал у министра внутренних дел, чтоб обязать ксендзов объявить публично, что данные народом обеты относятся только к пьянству, а умеренное употребление вина необходимо; но министр нашёл такое требование неуместным. В июле того же года откупщики жаловались министру внутренних дел и на православных священников, удерживающих народ от пьянства. Министр на этот раз сообщил обер-прокурору святейшего Синода, который и отвечал, что «он благословляет священнослужителей ревностно содействовать возникновению в некоторых городских и сельских сословиях благой решимости воздержания от употребления вина». Но откупщики не унялись и снова просили отменить указ святейшего Синода, ибо при содействии его общества трезвости разведутся повсеместно. И министр финансов сообщил обер-прокурору святейшего Синода, «что совершенное запрещение горячего вина посредством сильнодействующих на умы простого народа религиозных угроз и клятвенных обещаний не должно быть допускаемо, как противное не только общему понятию о пользе умеренного употребления вина, но и тем постановлениям, на основании которых правительство отдало питейные сборы в откупное содержание». Затем уже министр финансов сделал распоряжение, чтоб приговоры городских и сельских обществ о воздержании уничтожить и впредь городских собраний и сельских сходок для сей цели нигде не допускать.