Императорская Россия - Евгений Анисимов Страница 66

Действующие лица

Шут Иван Балакирев

Но все-таки главным шутом императрицы Анны был единодушно признан Иван Емельянович Балакирев. Столбовой дворянин, ловкий и умный, он чем-то приглянулся при дворе и был зачислен в придворный штат. Балакирев сильно пострадал в конце царствования Петра I, оказавшись втянутым в дело фаворита царицы Екатерины Виллима Монса. Он якобы работал у любовников «почтальоном», перенося записочки, что вполне возможно для добровольного шута. За связь с Монсом Балакирев получил 60 ударов палками и был сослан на каторгу. Подобные обстоятельства, как известно, мало способствуют юмористическому взгляду на мир. К счастью для Балакирева, Петр вскоре умер, Екатерина I вызволила с каторги верного слугу, а при Анне Иоанновне отставной прапорщик Балакирев стал шутом. Тут-то он и прослыл большим остроумцем и прекрасным актером.

Всякое профессиональное шутовство – всегда представление, спектакль. Анна и ее окружение были большими охотниками до шутовских спектаклей, «пьес» шутов. Конечно, за этим стояло древнее восприятие шутовства как дурацкой, вывернутой наизнанку традиционной жизни, шутовское воспроизведение которой и смешило зрителей до колик, но было порой непонятно иностранцу, человеку другой культуры. Каждый шут имел в «спектакле» свою, затверженную роль. Но шутки-интермедии Балакирева, густо замешанные на непристойностях, были особенно смешны, они тянулись порой годами. При дворе долго разыгрывался карточный «спектакль» Балакирева – в придворной карточной игре он стал проигрывать лошадь. О том, что Балакирев проиграл уже половину скакуна, Анна написала в Москву и просила высших чиновников помочь несчастному отыграть животное. В шутовские «спектакли» Балакирева втягивались не только придворные и высшие чины, но и иерархи церкви. Раз Балакирев стал публично жаловаться на свою жену, которая отказывала ему в постели. Этот «казус» стал предметом долгих шутовских разбирательств, а потом Синод на своем заседании принял решение о «вступлении в брачное соитие по-прежнему» Балакирева со своей супругой. Пикантность всей ситуации придавал известный всем факт сожительства Бирона с Анной. Почти так же открыто, как при дворе обсуждали беды Балакирева, в обществе говорили, что Бирон с Анной живут как-то уж очень скучно, «по-немецки, чиновно», и это вызывало насмешку.

Смех, который вызывали проделки одного шута, всегда огорчал других. Периодически вспыхивали непристойные распри и драки шутов, и весь двор катался со смеху, вспоминая «сражения» этой «войны»… А между тем распри шутов бывали нешуточные. Борьба за милость государыни тут шла с не меньшим напряжением, чем в среде придворных и чиновников: с кляузами, подлостями и даже мордобоем. А это и было смешно… Свары и драки шутов особенно веселили государыню. Но следует знать, что смешить – грязная работа и довольно мерзкое зрелище. Если бы нам довелось увидеть шутки Балакирева и ему подобных, то ничего кроме отвращения к этому похабному представлению, замешенному на вульгарных шутках о проявлениях «низа», мы бы не испытали. Люди же прошлого иначе относились к непристойным словам и грубым выходкам шутов. Психологическая природа шутовства состояла в том, что шут, говоря непристойности, обнажая душу и тело, давал выход психической энергии зрителей, которую держали под спудом строгие, ханжеские нормы тогдашней морали. Как пишет историк Иван Забелин, «на то и существовал в доме дурак, чтобы олицетворять дурацкие, а в сущности, вольные движения жизни». Императрица Анна была ханжой, блюстительницей общественной морали, но при этом состояла в незаконной связи с женатым Бироном. Отношения эти осуждались верой, законом и народом. Об этом государыня отлично знала из донесений Тайной канцелярии. Поэтому не исключено, что шуты с их непристойностями и скабрезностями, обнажением «низа» позволяли императрице снимать неосознанное напряжение, расслабляться. Не смешно было только самому Балакиреву. Это была его работа, служба, тяжелая и порой опасная. Поэтому, когда в 1740 году умерла императрица Анна, Балакирев выпросился в свою рязанскую деревню и провел там, в тиши и покое, остаток жизни – 20 лет. Свое Балакирев уже отшутил.

Заметным событием анненской эпохи стало строительство в феврале 1740 года на льду Невы Ледяного дворца. Делалось это к шутовской свадьбе князя Михаила Голицына по кличке Квасник с калмычкой Авдотьей Бужениновой.

Возле дворца стояли ледяные кусты с ледяными ветками, на которых сидели ледяные птицы. Ледяной слон в натуральную величину трубил, как живой, и выбрасывал по ночам из хобота горящую нефть. Еще больше потрясал сам дом: через окна, застекленные тончайшими льдинками, виднелась мебель, посуда, лежащие на столах предметы, даже игральные карты. И все это было сделано изо льда, выкрашенного в естественные для каждого предмета цвета! В ледяной спальне стояла «уютная» ледяная постель. После долгих цере моний, более похожих на издевательства, в спальню привезли в клетке, как зверей, молодоженов. Здесь они под охраной солдат провели целую ночь так, что от холода зуб на зуб не попадал. Зато царица и ее придворные были очень довольны ледовым праздником.